Рождался и постепенно… становился… становился страшно чужим, страшно пугающим, страшно неправильным… становился чужеродным… Становился «Александром Викторовичем Веретенниковым», которым его знали все многочисленные те, кого он вычеркнул, от кого избавился, о ком не помнил…
Становился тем, кем теперь, до душераздирающего крика… до сорванных связок… до последнего хрипа умирающего человека… кем быть, до последней предсмертной муки, всё ещё, яростно и отчаянно не хотел!!!..
А Машка… Машка, наоборот, постепенно исчезала… Затухал, бледнел, становился зыбким и уже почти совсем бестелесно-призрачным её образ… Теперь это была не, с чёткими рамками, явь, а, всё ещё влекущий, да, но уже затухающий, уже совсем недостижимый, еле-еле мерцающий сказочный мираж…
Теперь включился приземлённый, холодный и чётко функционирующий разум, который пытался уговорить умирающую душу… вернее, те крошечные крупицы, которые от неё остались… Пытался уговорить, что «это всё» было временно, коротко и несерьёзно… Что бОльшую часть, он Сам себе, зачем-то, придумал… А то, что было из мЕньшего… ну-у-у… это он сорвался и был непостижимо пьяным и не отвечающим за себя человеком…
И что он «прекрасно знал» и сам, что всё закончится! И даже предполагал, ЧЕМ закончится – от того эту рыжую девочку безропотно и послушал… От того не взбесился, не наорал, не посоветовал не лезть не в своё дело… От того никогда и не поднимал вопрос про переезд…
Наверное, если бы Маша не старалась изо всех сил, если бы не заставляла себя отмахнуться, если бы не пыталась поднять настроение, чтобы (в кои-то веки!) Светку не обижать…
Если бы она сосредоточилась на том, что внезапно ухнуло в бездонную пропасть сердце, задрожали руки, и кровь мгновенно от лица отхлынула, как будто взорвалась помпа… Если бы она тогда поверила, что у неё есть шестое чувство…
Она бы поняла! Она бы позволила себе понять, что ЗНАЕТ!
Не предчувствует, не тычет пальцем в небо, не поддалась уже привычному паническому и, обычно, только ночному страху (который списывала на то, что ОНИ не вместе)… Она бы поняла, что даже не неосознанно предположила, а именно, ЗНАЕТ! Она ЗНАЕТ наверняка!
- Светуль, – она не сдержалась и громко хлюпнула носом, – кажется… кажется, это обморок… Я… я, кажется, сейчас упаду…
Но глаза не заволокло чёрной пеленой, и сознание, отчего-то, не отключилось. Девушка осталась стоять, только, для равновесия, прислонилась к стене…
- Точно! Не потеря сознания! Обморок! – испуганно взвизгнула Светка, – Ты всё понимаешь? Ты меня слышишь?
Её затормошили, задёргали, попытались подхватить в подмышки, но Маша не падала. Она стояла. Она всё видела, всё осознавала. Только вот, перед подружкой не стало закономерно неудобно. И никакой физической встряски она не замечала…
Стояла, пыталась от себя отогнать липкий, обволакивающий и запредельного накала ужас…
А по холодной щеке покатилась единственная слеза…
ГЛАВА 23.
- … Ой, не представляешь! Ты себе даже не представляешь! – охала, красиво закатывала глазки и бесконечно тягостно щебетала официально заявленная Женщина Его Мечты.
А он сидел за уютным столиком напротив и уговаривал себя, хотя бы внешне, не подавать виду! Уговаривал себя «следить за мыслью», а не отвлекаться на, слепящие сознание, неоновые буквы, которые ему подсуропил, откуда-то взявшийся, сарказм.
Но огромная, во весь мозг, сверкающая надпись приковывала внутренний взор и не давала отдаться манерам. Надпись про то, что в пустой голове, априори, никаких мыслей не может быть!
И что он сам, на такую вакуумную пустоголовость, согласился, поэтому, жаловаться поздно! Поздно, не результативно, да и, честно говоря, стыдно! Что заказывали, то и получили! С кого спрос? И какие претензии тогда?
Он вздохнул и постарался найти другой подход к накатившей и, принявшей уже размеры «ужасающей», скуке. Не сидеть же, не смотреть на шикарную, в общем-то, женщину… почти невесту… И не перечислять же, для её глупости, едкие эпитеты, при этом, глядя красавице в глаза?!