К тому времени, как я сажусь за стол с полным подносом, я почти уверена, что у меня еды больше чем на сто долларов.
«Как я могла позволить себе упускать это?!» — думаю я, разрезая стейк, и стону. Внутри он идеальной средней прожарки, совершенство на уровне стейк-хауса.
Сидя в одиночестве в дальнем углу, я почти уверена, что меня оставят в покое. Я проделала чертовски хорошую работу, убедившись, что все в этой школе ненавидят меня. Я замираю, не донеся до рта кусочек картофельного пюре с козьим сыром, и чувствую, как меня захлёстывает волна грусти. Я поняла, что дома меня ждёт куча друзей. Здесь… У меня никого нет. Поначалу мой новый статус одиночки меня не беспокоил, но я думаю, что вся эта изоляция начинает действовать мне на нервы.
Я кладу ложку и закрываю глаза, делая долгий, глубокий вдох, прежде чем снова их открыть. Когда это делаю, я подпрыгиваю, потому что близнецы внезапно оказываются рядом, садясь по обе стороны от меня.
— Чего вы хотите? — спрашиваю я, когда они оба подпирают головы руками, поставив локти на стол.
— Спенсер говорит, что ты гей, — говорят они мне в унисон, и я пожимаю плечами.
— И что? — я беру свой стакан клюквенного сока с гигантским круглым шариком льда и кусочками свежей клюквы и мяты сбоку (это действительно похоже на необычный коктейль) и делаю глоток.
— Так вот почему ты был таким ослом? — спрашивает Мика, уставившись на меня ленивым взглядом. Его полные губы изгибаются в ухмылке.
— Так ли это? — повторяет Тобиас, и когда я снова смотрю на него, то нахожу на его лице точно такое же выражение. У них обоих такие выгоревшие красно-оранжевые волосы, которые как бы встают дыбом, когда им заблагорассудится, маленькими пучками. Это выглядит случайным, но я знаю. Каждое утро каждый из них проводит в ванной около часа. Не уверена почему, учитывая, что здесь нет девушек, на которых можно произвести впечатление. Ну, насколько им известно, нет.
— Я… — я не знаю, что ещё сказать, поэтому просто снова пожимаю плечами. — Да, мне нравятся парни. Я сказал это Спенсеру. Это не значит, что он мне нравится, так что, может, вы просто оставите меня в покое? — близнецы обмениваются взглядами, прежде чем снова обратить своё внимание на меня.
— Как твоя голова? — спрашивают они снова в унисон. Хотела бы я знать, как им это удаётся, вся эта идеальная слаженность. Неуверенно протягивая пальцы вверх, я касаюсь своей головы сбоку и пожимаю плечами. Всё ещё больно, но стало намного лучше.
— Всё в порядке.
Я встаю, потому что мне не нравится, как они оба на меня пялятся, и оставляю поднос там, где он стоит. Вот как это здесь работает: всегда найдётся кто-то другой, кто уберёт за тобой. На самом деле использованные лотки некуда девать; предполагается, что их просто оставят для сотрудника. Это не тот образ жизни, к которому я привыкла. Даже не уверена, что мне это нравится.
Близнецы отпустили меня, но это не последний раз, когда я вижу их на этой неделе.
В пятницу я занимаюсь своим обычным делом, отсчитываю дни до ноябрьских каникул, сидя на диване в заброшенном женском общежитии и просматривая фотографии из старых ежегодников, которые сохранила на своём телефоне. Я даже сняла со стены фотографию класса, и она стоит рядом со мной на кофейном столике.
Я полна решимости выяснить, что случилось с этой девушкой, и почему никто о ней не говорит, почему мой отец даже не упоминал о ней. Я упомянула о ней за ужином на прошлой неделе, но папа едва обратил на меня внимание. Он даже не оторвал взгляда от своего планшета и не опустил ложку с горошком, которую держал в воздухе. Он сказал мне, что понятия не имеет, о чём я говорю, и что я была первой девушкой, которая когда-либо посещала Адамсон, а потом, когда он, наконец, посмотрел в мою сторону, нахмурив брови, его единственным вопросом было, где я вообще видела фотографию класса.
Шум снаружи заставляет меня задуматься, и я выключаю экран телефона, наклоняясь, чтобы задуть свечу в виде чёрного столба, которую стащила из общей зоны на Хэллоуин. Комната погружается в темноту, и я сижу там так неподвижно и тихо, как только могу. Это была бы не первая ложная тревога в моей жизни. В прошлый раз из дыры в стене показалась пара крошечных глаз, и опоссум зашипел на меня, прежде чем ретироваться.
После минутного молчания я протягиваю руку, чтобы взять зажигалку, когда входная дверь распахивается и вваливаются две фигуры. Мой первый инстинкт — вскочить с дивана и потянуться за одним из старых кирпичей, которые я нашла снаружи и принесла с собой в качестве оружия. Если понадобится, я тресну им по голове какому-нибудь ползучему существу.