— Ложись! — теперь я и сама сообразила, что делать. — Тужься! Тужься давай!
В сгущавшихся сумерках, при свете костра, глядя на рожавшую женщину, я вдруг подумала, что становлюсь свидетелем настоящего чуда.
— А-а! — закричала роженица и маленькая головка, а затем и всё окровавленное тельце младенца выскользнули прямо в руки поджидавшего Шута.
Женщина без сил уронила голову на землю, и я только сейчас увидела, что бледный муж сидит с другой стороны, крепко держит её за руку и с тревогой смотрит на окровавленный синюшный комочек, вокруг шейки которого была обмотана пуповина.
Первенец, которого они так ждали, молчал.
Нет… Не может быть… После стольких трудов… В глазах резко защипало. Нет…
— Он… — крестьянин сглотнул, не желая признавать страшную правду, и сжал руку жены, которая ещё ничего не знала. — Он… не плачет…
— А чего ей плакать? У неё судьба счастливая, — Джастер уложил девочку на левую руку и невозмутимо начал разматывать удавку на шейке, тихо и напевом приговаривая странное:
— От беды и от невзгод путь-дорога уведёт. Месяц на небе встает — счастье за собой ведёт. Солнце на небе встаёт, радость под руку ведёт. Ни к чему тебе дорожка быть больною хромоножкой. Будешь умницей расти, радость — счастье в дом нести.. На растущую луну не пущу тебя одну, через ножик ведьмовской возвращайся ты домой…
С каждым словом он легко гладил головку и грудку младенца и за его пальцами на крохотном тельце истаивал золотистый свет. Судьба счастливая… Путь-дорожка… Я едва не ахнула от внезапного понимания того, что он сейчас делал.
Не может быть… Это невозможно! Это…
Кто ты такой, Джастер?!
— Вот какая умница, — он зачерпнул воды из стоявшего рядом ведра и стал умывать младенца. — Вырастет, ещё и красавицей станет. Мужа хорошего найдёт, детей нарожает…
Я не верила глазам, но мёртвый ребёнок оживал в его руках. Кожа на глазах становилась розовее, зашевелились крохотные кулачки, а затем и ножки. А Джастер с удивительно мягкой улыбкой легко подул в крохотное личико, и ребёнок открыл глаза.
— Ну, здравствуй, красавица, — Шут тепло и удивительно душевно улыбнулся девочке. — Янига, что смотришь? Нож давай, пуповину обрезать.
Я достала кинжал и молча протянула ему.
На растущую луну через ножик ведьмовской…
Не отказывайся от помощи в дороге, да?
На мгновение кинжал скрылся в его руке, но я заметила, что по лезвию проскользнули отблески очищающего пламени. А может и показалось: одним движением пуповина была перерезана, и воин, не глядя, вернул мне оружие.
Пока я убирала кинжал, Джастер устроил ребёнка на чистой тряпице, и я не видела, что он делал.
— Вот и узелок тебе на счастье, — он пальцем чуть придавил животик с завязанной пуповиной. По тельцу ребенка разбежались и исчезли золотистые узорные линии. Девочка взмахнула ручками и издала звук, похожий на весёлый смех.
Знающий судьбы, да? Узелки развязывал и настройки менял…
Роженица пришла в себя и застонала. По лицу её мужа бежали слёзы счастья. Видел он, что делал Шут или нет, он понял главное: их долгожданный первенец жив.
— Молодец. — Джастер обращался к молодой матери. — Дочка у вас.
— Д-дай… — женщина попыталась протянуть руки.
— Послед роди, потом дам, — грубовато оборвал её Шут, заворачивая девочку в ткань. — Имя-то придумали?
— А… А… не… — растерянный от счастья отец замотал головой, пытаясь совладать с чувствами. — Сгла… бо…
— Сглазить боялись? — понимающе кивнул Джастер. — А назовите Фелисия. Хорошее имя для такой умницы.
— Фе… Фелисия… — простонала роженица. — Доченька…
Девочка снова издала звук, похожий на смех.
— Ишь ты, ей тоже понравилось, — Шут снова взял ребёнка на руки и тепло улыбнувшись, легко коснулся губами крохотного лобика.
Я была потрясена до глубины души. Никогда не думала, что мужчина может быть таким… по-отечески любящим.
— Держи, — Джастер отдал ребёнка счастливому отцу, пока роженица избавлялась от последа.
— Вы… вы спасли её, — крестьянин прижимал девочку к груди. — Чем… как…