— А что хочешь ты? — решаю сначала уточнить у этого затейника.
А то вдруг он захочет, чтобы я голой по универу прошлась, а я у него какую-нибудь ерунду попрошу. Желания должны быть соизмеримы. А для этого я должна понять степень его воображения.
— Ты первая, Яся, — давит Глеб, но я тут же начинаю отрицательно мотать головой.
— Мне нужно подумать, — нахожу выход. — Но если ты готов, то озвучь свое.
Вот молодец какая. Выкрутилась. Глеб громко выдыхает, словно с детским садом разговаривает, и изрядно устает от этого, но потом все же произносит.
— Я хочу, чтобы мы перенесли наши занятия в мою квартиру. В том пыльном чулане мы заниматься все равно не сможем. А у меня просторно и чисто.
— Нет, — мгновенный ответ, и я снова заливаюсь краской смущения.
К нему домой? Да не в жизнь! Какие занятия могут быть с парнем наедине!
— Почему? — тут же недоуменно произносит он.
— Нет и все. Придумай что-нибудь другое, — у меня с таким возмущением это вылетает, что я сама вздрагиваю.
— Ну, ок, — тут же скрипит зубами Юсупов. — Тогда я хочу, чтобы ты завтра пришла на занятия в универ голой.
Что⁈ Совсем что ли… Блин! Вот!
— Тогда и ты тоже голый приходи!
— Договорились! — тут же отбивает Глеб и как ни в чем ни бывало заводит мотор. Словно разговор окончен.
— То есть ты хочешь сказать, что завтра придешь голым? — от возмущения мой голос интонациями похож на голос портового грузчика.
— Ну, если таково твое желание, — пожимает плечами Юсупов и выруливает со стоянки на дорогу.
Минуты три едем в тишине. Он привычно и невозмутимо выбивает пальцами по рулю в такт музыке, а я киплю, как самовар на огне. В конце концов не выдерживаю и с возмущением заявляю:
— Как ты не понимаешь, что заниматься с парнем наедине в его квартире — не самое удачное решение. Люди же черте что подумают!
— Ой, Яся, — выдыхает этот затейник и устало, но спокойно отвечает, — что скажут люди, мне до лампочки. Но вот почему ты так боишься остаться со мной наедине — вопрос? На маньяка я вроде не похож. На насильника тоже. Если ты боишься, что сама с собой не совладаешь и накинешься на меня… Что же, тут я бессилен.
— Ты совсем, что ли, Юсупов! — продолжаю басить, почти как Роднин. — Ничего такого я делать не собираюсь!
— Ну и прекрасно. Тогда нам точно нечего бояться. А в этой пыльной каморке с тараканами и дохлыми мышами заниматься я не буду.
— Какие еще мыши и тараканы? — тут же отвлекаюсь от главной темы.
— Те, которые строение кишек манекена изучали. Там как раз в печени вот такая мышь лежала, — и для убедительности он еще руль отпускает и руками разводит, словно там не мышь, а ондатра была.
Правда, и то, и другое я до жути боюсь, поэтому сразу же ему верю.
— А что твои родители скажут? — все еще доводы ищу, чтобы отказаться.
Глеб на это только фыркает и со смехом отвечает:
— Родители уже давно мне ничего не говорят. Я живу отдельно от них, так как уже большой мальчик.
С одной стороны понимаю, что это выход. С мышами и тараканами нам точно не по пути. В парке не получится, так как погода ужасно испортилась, да и кафе, как показала практика, нам противопоказаны. Я, конечно, могла бы еще предложить ему местную библиотеку, но там шуметь нельзя. Так что тоже не вариант. Но с другой стороны, страшно мне было с ним наедине оставаться. Да еще в его квартире.
Тем временем мы подъезжаем к моему дому, и я молча, схватив рюкзак, даже не прощаясь, выскакиваю из машины. Глеб еще какое-то время стоит, видимо, ожидая от меня хоть каких-то слов, но, так и не дождавшись, срывается с места и уезжает.
Дома ужин проходит в какой-то гнетущей тишине. Бруно недовольно клацает вилкой по тарелке, а мама, уткнувшись носом в свою, только изредка тяжело вздыхает. Видимо, отчиму снова что-то стрельнуло в голову, и они поссорились. Так часто бывает. Мама вроде и повода не дает, но он умудряется прицепиться к любой мелочи. Он, слава Богу, маму физически не обижает, зато на вольные эпитеты не скупится. Мама потом плачет, а он на следующий день приносит ей букет цветов и встает на колени, прося прощения. И она прощает. Потому что выбора у нее нет.