Мне необходимо трахнуть мою жену.
Расположив одну руку на ее заднице, а другую — на столешнице, я снова и снова вбиваюсь в нее. Мои бедра с хлопком прижимаются к ее попке. Судя по звукам, которые издает Келли, она уже близка к оргазму, но я в этом не уверен. Мои ноги дрожат, и я слишком увлечен тем, что наконец-то кончу.
Келли тянется вперед, жадно пытаясь подвести себя к финишу, и я крепче сжимаю ее задницу. Она такая влажная, такая тугая и так выгибает спину, что я понимаю: Келли хочет этого так же сильно, как и я. Наши громкие и резкие вздохи разносятся по кухне, и, возможно, это самая горячая штука, которую мы делали за последние два года. Ее киска сжимается вокруг меня, и я вынужден схватиться за столешницу, чтобы не упасть. Удовольствие нарастает, бедра движутся вперед, мышцы живота напрягаются, и я кончаю. Но легче от этого не становится. Конечно, приятно получить освобождение, но внутренне я чувствую неудовлетворение. Оно словно яд. Как пульсирующая головная боль, что похожа на гвозди, вбиваемые в ваш череп.
Или грипп.
Ага. У меня до сих пор стоит. Если вам это интересно. И я не жду с нетерпением возможности отправиться в отделение скорой помощи с жутким стояком, потому что взял чертову небольшую голубую таблетку у этого мелкого сопляка, живущего по соседству.
Я отступаю, осматривая Келли. Она тяжело дышит и находится в замешательстве. Я же задыхаюсь, стараясь изо всех сил не умереть от сердечного приступа, потому что я идиот и, вероятно, принял то, отчего могу сдохнуть. Смотрю на жену. На ее спокойствие и невозмутимость… Я даже пошевелиться боюсь, не говоря уже о том, чтобы что-то сказать.
Прислоняюсь спиной к двери кладовой и натягиваю джинсы. Келли помогает мне их застегнуть, а затем исчезает в коридоре, ведущем в ванную.
Уставившись на телефон, я замечаю, что в доме Боннера загорелся свет. Конечно, он проснулся. Что ж, за ним должок. Схватив с полки справочник, я ищу имя соседа, нахожу его номер телефона и звоню.
Я немногословен:
— Двигай сюда, — рычу я, глядя на его дом. — Я знаю, что ты встал, мудак.
Он смеется и кладет трубку. Чертов придурок. Я даю ему две минуты и прожигаю хмурым взглядом его дверь. Наконец, он выходит и идет по улице к нашему дому. Если бы сосед не пришел, я бы пробрался в его дом и вытащил его оттуда за то, что он дал мне эту таблетку.
Я открываю входную дверь, прежде чем Боннер успеет постучать и разбудить детей.
— Ненавижу тебя, — говорю я.
Он улыбается и кивает на мой все еще твердый член, который выглядит так, будто направлен прямо на него.
— Похоже, ты рад меня видеть.
Я хватаю его за рубашку и затаскиваю в дом.
— Сядь и не болтай.
Боннер смотрит на меня так, словно я сошел с ума. А я сошел. Понятно? Вся кровь прилила к гребаному члену. Я больше не в состоянии ясно мыслить.
Проведя рукой по волосам, Боннер садится на диван в гостиной.
— Почему?
— Потому что ты присмотришь за моими детьми, пока я буду в отделении скорой помощи. — Я показываю свою окровавленную руку.
— Вау. Что случилось? — Боннер смотрит на мою руку, кровь с которой теперь просочилась сквозь полотенце. — Я не могу сидеть в няньках. Я ничего не смыслю в детях. Из пяти детей я самый младший.
— Конечно, ты можешь это сделать, — ставлю я его перед фактом. — Именно ты.
— А ты не очень-то вежлив.
Я вздыхаю. Он прав. Может, мне стоит немного смягчить тон.
— Извини. Просто у меня сильно болит голова.
— Уверен, головная боль — наименьшая из твоих проблем. — Его взгляд снова опускается ниже. А затем Келли возвращается в гостиную одновременно с тем, как Боннер спрашивает: — Ты принял целую таблетку?
Я даже не удосуживаюсь взглянуть на свою жену. Подскажите, какое у нее выражение лица? Она злится? Мне стоит бежать? Пофиг. Вместо этого я смотрю на Боннера.
— В каком смысле целую таблетку?
— Нужно было принять только половину, — смущенно признается он, словно не может поверить в то, что забыл об этом упомянуть.
Я подхожу к нему, выпятив грудь вперед, как какая-то горилла, готовая совершить убийство.
— Ты мелкий ублюдок. Мог бы сказать об этом, когда дал ее мне со словами «Попробуй».
Округлив глаза, Боннер быстро делает два шага назад.
— Я думал, ты знаешь.
Всплеснув руками, я использую каждую унцию самоконтроля, чтобы не ударить этого мальчишку по лицу.
— Конечно, я же регулярно принимаю это дерьмо.
— Что ты принял? — наконец спрашивает Келли, заходя в комнату и уперев руки в бедра. Я мельком перехватываю ее взгляд. И не могу понять ее настроение. Кажется, у меня пелена перед глазами.
Боннер замечает Келли в комнате и подмигивает ей.