От этого вопроса она ерзает, и ее шею заливает румянец.
— Илай — мой лучший друг, и для Клары он тоже был другом.
Она еще сдирает кожуру с обратной стороны банана и, откусив его, жует и проглатывает. Я смотрю, как при этом двигается ее шея.
— Лучший друг, — повторяет Кэш, сделав глоток из бутылки с водой.
Что ж, это не так уж плохо. По тому, как она напряглась, я думал, она скажет «ее муж». Меня захлестывает волна облегчения, причины которой я не собираюсь анализировать.
— Она никогда о нем не говорила, — хмурится Кэш.
— И все? — спрашиваю я, подходя к ней и напирая на нее. — Он твой лучший друг, это мило.
Я беру у нее банан и выбрасываю его в мусорное ведро. Брюки болезненно обтягивают мои яйца.
Глубоко вздохнув, она качает головой.
— Нет, мы больше, чем друзья.
«Блядь».
— Что значит «больше»? — спрашивает Кэш.
— Он просил моей руки.
Она говорит, как леди из восемнадцатого века.
Это не должно вызывать у меня желания пробить кулаком стену. Это нелепо, но все же это так.
— Так вот почему ты сбежала? — язвительным тоном спрашиваю я.
— Отчасти, — Мона опускает глаза к коленям. — У Илая были планы на нас с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, и он впервые меня поцеловал.
Я знал, что ей не чужда близость. Она не уклонялась от контакта, как, помню, делала Клара с моим братом.
— Я думал, вам не разрешается вступать в интимные отношения друг с другом до свадьбы? Клара говорила, что это относится и к поцелуям, — хмурится Кэш.
— Илай был не против нарушить это правило, а я…, — вздыхает Мона — Я не такая, как мой отец. Я не верю так, как он. Я считаю, что нужно жить полной жизнью. Наслаждаться ощущениями. Я хочу страсти, приключений. Хочу жить.
Я знал, что в ней есть что-то особенное. Чувствовал ее потребность в поиске и удовлетворении своих желаний. Вокруг нее какая-то аура.
— Но с Илаем тебе этого не хотелось? — спрашиваю я.
— С Илаем я этого не чувствовала. Должно быть что-то еще. Я не могу поверить, что то, что я чувствовала, будучи с ним, — это желание, страсть — это любовь.
Мона почти плачет от потребности, чтобы ей сказали, что она права.
— Он не удовлетворил твои потребности, — рычу я, и у меня в слаксах дёргается член.
— Не думаю.
Она выглядит смущенной, озадаченной.
— Ты с ним кончала? — спрашиваю я.
— Колт, — предупреждающе произносит Кэш и, встав, тащит меня на кухню.
Я неохотно позволяю ему это сделать.
— Что это, блядь, за вопрос? — стонет он, проводя рукой по волосам.
— Честный, — дергаю плечом я.
— Это неуместно.
— С каких это пор тебя стало волновать, что уместно, а что нет?
Я почти смеюсь. Когда это он получил титул рыцаря святости?
— Просто будь с ней помягче, ладно?
Я вскидываю руки в знак капитуляции и ухмыляюсь, видя, как Кэш расстегивает воротник своей рубашки.
Ее разговоры о сексуальном удовлетворении его тоже пронимают. Мы возвращаемся в гостиную.
— Итак, то, что Илай был полным лузером в сексе, стало только частью причины, по которой ты сбежала, какова же другая? — спрашиваю я, игнорируя убийственный взгляд моего брата.
— Мне не с чем сравнивать Илая, так что несправедливо называть его плохим, но да, была и другая причина.
— И что же это? — спрашивает Кэш, прежде чем я вставлю что-нибудь «неуместное».
Мона снимает со своей шеи цепочки и кладет их на ладонь Кэша.
— Это было на Кларе в ту ночь, когда она ушла и не вернулась.
— Но на ее теле ничего такого не было, — хмурится Кэш, разглядывая цепочку.
Мона вскакивает на ноги, отшатываясь от него.
— Откуда ты это знаешь? — выдыхает она, и на ее лице отражается страх.