Ничем не сдерживаемый змей под наши общие стоны взмыл в небеса и полетел, куда ему указывал ветер.
А ветер между тем дул в сторону академии.
– Вот же шляпа! – забегала я, схватившись за голову, и наблюдая, как парусиновый дракон с подгорающим задом и выпученными золотыми глазами неотвратимо приближается к главному корпусу. Не стоило и надеяться, что его финальный выход останется незамеченным.
– Как думаете, ректор узнает? – ровным голосом спросила Марша.
– По-моему, тут без вариантов, – так же отстранено ответил Берни.
– Нет.. узнает ли он, что это мы?
– Так, подождите паниковать, – я еще пыталась сохранять спокойствие. – Ну что тут такого? Змей и змей.. мало ли в мире темно-красных драконов? В конце концов скажем, что это... аллегория.
Два скептических взгляда были мне ответом..
– Дагон ректор сгорел на работе.. или жжет зарядом.. или .. спалился..
– Диона, помолчи пожалуйста, и так тошно, – бесцветно отозвалась водница. – Пойдемте назад, все лучше, чем сидеть тут и строить предположения одно другого хуже.
Возразить было нечего, и я, подхватив чемодан, поплелась за друзьями по дороге в академию.
Возвращаться было страшновато. Так и казалось, что сейчас раздастся трубный рев: «Студенты Стилл, дель Фейт и Римингтон – срочно к ректору». И глас раздался. Не трубный, правда, зато вполне знакомый и принадлежащий нашему куратору.
– Расходимся, любопытные мои. Представление окончено! Создателю сего шедевра настоятельно рекомендую держать свое авторство втайне даже под пытками. Целее будет.
Картина, представшая нашему взору, заставила нас втроем нервно сглотнуть: наш многострадальный дракон – подгорелый, мокрый (здесь, кажется, поработали водники, потушившие возгорание) висел вниз головой, зацепившись обрывком бечевки за карниз главного купола. Одно крыло его обвисло: планка не выдержала таких издевательств. И общий вид нашего змея внушал острое чувство жалости. Самое поганое, что при всем при этом он умудрялся раскачиваться маятником прямо перед окнами ректорского кабинета.
Я внутренне застонала. Кажется все дракона мира, парусиновые в частности, вознамерились испортить мне жизнь.
Внизу на площади студенты с любопытством смотрели на происходящее, перешептываясь, гогоча и чуть не тыкая в несчастного змея пальцами.
– Ну, Ливейский кому-то зад надерет, – комментировал происходящее один студент, – за такую пародию.
К тому времени, как мы подошли поближе, Милтона внизу уже и след простыл, а из окна вылезли рабочие, отвязали от карниза бренные останки нашего змея и затащили того в недра кабинета.
Народ стал расходиться, и мы с друзьями бочком, бочком направились было к крыше лабораторного корпуса, чтобы в тишине выдохнуть и обсудить произошедшее, как сзади раздалось:
– Вы трое, а ну стоять! – наш незабвенный куратор шел за нами быстрым шагом, и мы нервно переглянулись.
– Диона, – обратился он ко мне столь медовым голосом, что стало ясно, что он очень-очень зол, – на два слова, если позволишь.
Мы отошли в сторонку и магистр, наклонившись ко мне, поинтересовался ядовито:
– Думаешь, это смешно? – он небрежно махнул в сторону главного корпуса.
– Нет, – замотала я головой.
– Прекрасно. Тогда переходим ко второму вопросу. Не подскажешь ли, с какого перепуга после этой выходки Гилард запросил у меня список моих первокурсников? Где ты уже успела засветиться?
– Сидела на дереве с планером, – покаялась я. О прочих обстоятельствах решила умолчать
Милтон сделал глубокий вздох и посмотрел вверх.