Я стою одна, наблюдая за его удаляющейся фигурой, пальцами касаясь своих ушибленных, кровоточащих губ, мои волосы в беспорядке от его рук, а моя киска ноет от вспыхнувшего между нами голода.
Наблюдая за его уходом, я впервые осознаю, что он чувствовал, наблюдая, как ухожу я. Я знаю, от чего я отказалась в тот день, от того, что, как мне кажется, я никогда не смогу вернуть — от него.
Я потеряла Тайлера.
Я потеряла их всех.
Это наконец-то начинает доходить до меня.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ФИН
Тайлер выбегает из палатки, запустив руки в волосы, его взгляд дикий и потерянный, губы красные и припухшие. Похоже, он наконец-то поддался тем желаниям, которые, как мы все знаем, он все еще испытывает к Пейтон. Это заставляет меня ухмыляться. Я хочу сделать ставку на то, сколько времени пройдет, прежде чем эти двое снова будут вместе. По моему мнению, то, что они ссорятся и срываются друг на друга, — это всего лишь прелюдия, способ показать, как сильно они все еще заботятся друг о друге, хотя и злятся.
Но потом Пейтон выходит из палатки со слезами на глазах, откидывая назад волосы. Она оглядывается вокруг, не встречая ничьего взгляда, а затем ускользает. Я смотрю, как она пробирается через лагерь обратно к ползучей секции, и быстро и ловко пробирается через нее. Никто никуда не должен ходить в одиночку, по крайней мере, такое оправдание я даю себе, следуя за ней.
Я бесшумно пробираюсь через лагерь к входу в маленький туннель, пробираясь на коленях, пока не нахожу ее на другой стороне. Она сидит у входа в камеру водопада, прижавшись к стене, и смотрит на воду. Она выглядит такой маленькой и одинокой, что у меня щемит сердце. Черт, я должен развернуться, но ничего не могу с собой поделать.
Я все еще забочусь о ней. Я даже не ненавижу ее так сильно, как все остальные, потому что я знаю, почему она так поступила. Я знаю, как сильно она ранила себя, когда ушла. Поэтому я подхожу ближе. Я знаю, что она слышит хруст камней под моими ногами, когда слегка сутулится. Она ненавидит выглядеть уязвимой перед людьми, всегда ненавидела. Я думаю, что единственный раз, когда я видел ее плачущей, это когда умер ее отец. Она была разбита, и все наши правила вылетели в окно. Мы спали в большой щенячьей куче. Мы обнимали ее и приводили в чувство, пока она вновь не начала функционировать.
Риггс мыл ей волосы, Тайлер помогал ей принимать душ, а Кален дергал и тянул, пока она не вернулась с грани тьмы. Мы почти потеряли ее, но я никогда не понимал, как сильно меня убьет, когда мы действительно потеряем ее. Но теперь она здесь, она вернулась, и весь тот гнев, который я держал в себе, гнев на себя и на нее за то, что она заставила меня полюбить ее, а потом ушла, — исчез.
Потому что она вернулась.
Если мы упустим этот шанс, она снова исчезнет. Сможем ли мы жить с этим?
Присев рядом с ней, я смотрю на ее залитое слезами лицо и покрасневшие губы. Похоже, она встретила гнев Тайлера, тот самый, который она вызвала в нем, когда ушла. Он был направлен и на меня, конечно, по-другому, но это некрасиво. Он может быть жестоким, когда хочет, используя гнев как механизм, чтобы держать людей на расстоянии, не позволяя людям причинить ему боль.
Она громко фыркает и поворачивает голову, вытирая лицо рукой, подтягивая ноги к груди. Она практически свернулась в клубок, как будто ожидая, что я причиню ей физическую боль. Это заставляет меня злиться на Тайлера. Мы бы никогда так не поступили. Да, он может быть засранцем и устроить ей разнос… Ладно, Кален тоже бывает жестоким ублюдком, но мы бы никогда не причинили ей физическую боль. Никогда.
Сейчас она нуждается в друге, и, несмотря на все, что произошло, это то, кем я когда-то был, и мне невыносимо видеть, как она страдает.
— Если ты пришел сюда, чтобы ненавидеть меня, говорить что я ужасный человек и пинать меня, пока я не упаду, пожалуйста, просто не надо, — умоляет она, ее голос звучит хрипло.