- Угу. - Муж Инги победоносно взглянул на конфидента. После чего затушил докуренную сигарету в пепельнице, словно раздавил гадкое насекомое. - Ну, потом начались события, которые вынесли на поверхность этого выскочку, Адама Голощекова, и уже стало не до вас
Георгий облегченно вздохнул.
- Н-да... Но самое забавное в этой истории не это. - Бородач выдержал драматическую паузу, как в телевизионной игре на миллион, паузу, от которой можно было упасть в обморок от недостатка кислорода. - Самое забавное здесь то, что приказ о вашей ликвидации не был отменен.
Георгий весь замерз, словно голый вышел на мороз.
- Это какой-то идиотизм... махровый вздор! - Художник от возмущения с трудом подбирал слова. - Уже прошло черт знает сколько лет, целое поколение сменилось... Уже многих и на свете-то нет, из прежнего правительства, кто отдавал преступные приказы!..
...- Но я-то еще существую! - злобно прошипел Ланард. - Или вы полагаете, что слово офицера, офицерская честь уже ничего не значат?!
- Послушайте, вы пьяны...
- Но заметьте, веду себя цивилизованно.
- Мне действительно повезло, - сказал Георгий.
В комнатке с гробом кто-то ухал все громче и громче и, наконец, замолчал после долгого протяжного стона. Заскрипели пружины кровати, из комнаты вышла и направилась в ванную тощая рыжая девица в одной комбинации на голое тело.
Притончик еще тот, подумал Георгий, сгорая от стыда. Сборище психопатов и развратником. Он встал с дивана, выискивая глазами Ингу, с намерением дать понять ей, что уходит. "Мужней жены" нигде видно не было, и он вновь один пересек гостиную, стараясь ни на кого не глядеть и держать голову прямо. Тут, возле двери, ведущей в коридор, они его и поймали.
Марго и Инга схватили гостя под локотки с двух сторон и, несмотря на неудовольствие, выражаемое им, потащили его к столу. Их энергичными стараниями он был посажен за стол, после чего они стали усиленно его кормить и поить. А, черт с ними, все равно идти рано, подумал Георгий, когда тепло от выпитых подряд двух рюмок водки разлилось по телу. Горячая нога Инги прижалась к его ноге, и ему стало совсем хорошо.
Из комнаты с гробом вышел, пошатываясь, некий типус лет сорока отроду, с брюшком. Он был небрит и неопрятен. Весь его наряд состоял из черной майки с фотопортретом Адама Голощекова и легкомысленных трусов типа "бермуды", спускавшихся ниже колен. Огладив брюшко и пегие свои волосы, тип уселся за стол, к счастью, за противоположный от Георга край.
- А, Кодя! проснулся, филин ты наш!.. - заржал человек с лошадиным лицом, бросая гитару, музыкально загудевшую от удара. - Ты всегда так ухаешь?
- Нет... - тряхнул пегими патлами новый персонаж этого паноптикума, наливая себе в рюмку прозрачной жидкости из импортной бутылки, - только когда... воспаряю на крыльях любви... хы-гы-гы... глоп-глоп... уф! - Он шумными глотками выпил рюмку и с урчащим мяуканьем отправил в рот сочный, отливающий жемчужным блеском кусок семги.
- Вот погоди, узнает про эти твои воспарения разлюбезная твоя Лариса, она те крылышки-то обкорнает... - шутливо пригрозил гитарист длинным кривым пальцем.