* * *
— Где мы? — спросила она заговорщическим шепотом, хоть они с Таро были одни. Она прошла за принцем по поворотам десятков коридоров под землей, потрясенная тем, что такие туннели существовали в замке. Таро дважды замирал и манил Мари пройти в нишу, пока мимо шли самураи. Она задерживала дыхание, прижавшись к Таро телом, волнение и страх плясали в ее крови. Как принц, Таро не будет наказан. Но Мари? Ёкай? Ее могло ожидать что угодно.
Таро резко повернул направо, и проем сузился, камни и земля задевали ее плечи. Они поднялись по лестнице, и Таро открыл люк, протянул ей руку. Он поднял ее, и его теплая ладонь вокруг ее руки ощущалась правильно.
Теперь они вместе стояли в тусклом зале, свет падал лишь от одного фонаря на стене. Мари не знала о существовании этой части дворца. По сравнению с роскошью остального дворца, эта часть выглядела старо, будто не использовалась. Забытая. Это он хотел показать ей?
Таро нахмурился, и Мари подумала, как редко он улыбался.
— Это мои личные покои.
Мари вскинула бровь.
— О.
— Тебе от этого неудобно?
Мари задумалась?
— Вы — угроза? — спросила она, шутя лишь отчасти.
— Думаю, это не так.
Мари склонила голову. Прядь волос упала на ее глаз.
— А я — угроза для вас?
— Определенно, — Таро осторожно убрал прядь волос с лица Мари. — Ты войдешь? — Таро открыл дверь и отошел в сторону.
Мари прошла вперед, дверь задвинулась за ней. Внутри сияли фонарики, деревянные столы обрамляли стены. На столах валялись кусочки металла — шестеренки, трубки, проводки. Но не ошейники. Мари выдохнула. Несмотря на количество вещей, все было на местах, и это сочеталось с натурой Таро, любящего порядок и последовательность.
В центре комнаты был стальной барабан, окруженный кирпичом — печь. Больше металла и веревки с прикрепленными рисунками свисали с балок. Мари коснулась рисунка бабочки с металлическими крыльями и стальными усиками.
— Что это за место?
Он кашлянул.
— Моя мастерская. Ту птицу, что ты видела, я сделал тут.
— Вы ее сделали? — спросила Мари.
Таро кивнул, сжал губы в линию.
— Да. Смотри, — он отошел в сторону. На столе лежали пять металлических бабочек, ожившие рисунки. Таро завел каждую бабочку. Их крылышки затрепетали, и они полетели.
— О! — Мари охнула. Красивые создания порхали между балок, а потом опустились. Щелканье утихло, и бабочки упали на пол, стуча по дереву.
Таро согнулся и собрал их. Он с вопросом разглядывал творения.
— Мы еще не придумали, как приземляться.
Мари улыбнулась и посмотрела на рисунки. Таро, казалось, работал над коллекцией зверей. Там была змея из звеньев цепи, большой журавль с медными крыльями, лягушка с болтами вместо глаз. Ее пальцы задели рабочий стол, она склонилась к стопке бумаг под большой шестеренкой. Мари осторожно подвинула бумаги.
— Ошейники? — спросила она, глядя на грубый рисунок, явно сделанный рукой младше. Бумаги потемнели от возраста. Сердце Мари колотилось.
Таро схватил бумаги, испугав Мари. Он скривил губы, отложил бумаги подальше от себя.
— Металлические ошейники на ёкаях. Слухи не врут. Я их создал.
Кровь Мари похолодела.
Таро смотрел на нее, глаза блестели, челюсть двигалась, словно он бросал ей вызов: назвать его чудовищем. Он искал наказания? Мари не понимала.
— Вы гордитесь своим творением? — Мари осторожно составляла вопрос, помня о вспышках настроения принца, о его власти. Он все еще мог заточить Мари в темницу.
Таро отвел взгляд и прошел в другую часть комнаты. Он погладил толстым пальцем край шеста. Он не говорил. А когда сказал, голос охрип от болезненной честности.
— Мне сложно признать вину.
Мари обдумала это.
— Вам так сложно доверять? — она подошла и смотрела на его профиль.
Таро сжал кулаки, опустил их с непонятным выражением лица.
— Мне сложно читать людей, это ведет к недоверию. Металл, шестеренки, молотки — мой язык, — Таро отвернулся от нее. — Ты не знаешь, как много у меня просишь.
Мари шагнула ближе, нарушила его пространство. Ее мышцы болели, и она вспомнила сражение, синяки на шее, вырвавшегося зверя, растерзавшего они.
— Я прошу лишь о том, что вы не против дать, — тихо сказала она.
Его мышцы напряглись под накидкой.
— А если я дам правду, что ты с ней сделаешь? — спросил он.