— Тим… — качаю головой.
Все происходящее слишком невероятно.
— Подарок я сам куплю, просто составь мне компанию, — продолжает уговаривать парень.
— Я не знаю… — пожимаю плечами.
— Да там ничего такого, не парься, тихое семейное застолье. Имениннику будет очень приятно, — добавляет он с добродушный усмешкой.
— И кто у нас именинник? — я настораживаюсь. Что-то неестественное слышится в его тоне.
— Марк. Мой младший братишка. Давай, соглашайся. Не каждый день пацану исполняется одиннадцать.
Не глядя на парня, барабаню пальцами по бедру. Есть уйма причин, по которым мне не стоит соглашаться, но прямо сейчас они кажутся такими незначительными. Меня больше волнует другое — неужели Тим действительно хочет привести меня в свой дом и представить семье? В качестве кого?
Его взгляд в эту минуту такой чистый и просящий, что я абсолютно теряюсь. На языке вертится куча вопросов, только я едва ли решусь их задать.
Все очень странно и захватывающе. В хорошем смысле.
— Ну хорошо, — отвечаю неуверенным голосом. — Во сколько?
— В три.
— Скажи, куда подъехать?
— Скажи, откуда тебя забрать? — ловит на слове Тим.
— Я напишу, — стараюсь звучать равнодушно, словно ко мне уже выстроилась очередь из самых горячих красавчиков, которые жаждут моего общества.
— Вау. Неужели ты откроешь мне личку? Это так волнительно, — оживляется Тим.
— Я ещё подумаю, — дразню его.
— Дин, хорош, ну хочешь, я на колени встану?
— Не вздумай! — я озираюсь и, почему-то, уверена, что он не блефует.
— Так ты согласна?
Я пожимаю плечами и смягчаюсь. У меня больше не получается всерьез злиться на этого клоуна. Его настойчивость обезоруживает.
— Без понятия, зачем я соглашаюсь, но так и быть. Напишу своей сменщице, если она выйдет завтра на полдня, то я пойду.
— Блеск, — самодовольным тоном произносит Чемезов, отчего у меня снова возникает желание запустить в него чем-нибудь тяжёлым. Например, букетом из миллиона роз. — Значит до завтра? — часто моргая, Тим выжидательно смотрит, и мне приходится кивнуть ему. — Тогда заверни мне на дорожку вон тот маффин, — указывает пальцем на верхнюю полку опустевшей витрины.
Я выполняю его просьбу и выбиваю чек.
И как только Чемезов скрывается за изгибом эскалатора, мне становится невыносимо скучно.
Тим, конечно, еще тот шут гороховый, но я понимаю, каких усилий ему стоит возводить вокруг себя все это шапито.
Теперь понимаю.
Когда теряешь близких или проходишь через то, через что прошли мы с братьями, привычный мир рушится. Все вокруг кажется каким-то неважным, нелепым, и ты сам не замечаешь, как обрастаешь чем-то тяжелым, будто тебя лишили радости. Вот Ян, мой средний брат, после папиного ареста несколько дней приходил домой выпивший и даже устроил драку в магазине, хотя по жизни он шутник, добрейшей души человек и мухи не обидит. Однако бывают такие моменты, когда сложно контролировать свой гнев и боль. Конечно, я не оправдываю Тима, но никто из нас не застрахован от горя. И лично я не готова ставить на этом парне крест из-за его приколов и пьяной выходки. Мне даже жаль его. А еще он по-прежнему мне нравится, даже больше прежнего. И как бы я не пыталась воздвигать перед ним защитную стену, она постоянно рушится от одной его улыбочки.
Самоуверенность, раскованность, недвусмысленные намеки… Не знаю, как это описать, но в Тиме есть что-то аморальное и дерзкое, на что я не должна вестись. А я ведусь.
Обхватив букет, с трепетом прижимаю его к себе. Такой роскошный жест даже у меня язык не повернется назвать дешёвыми понтами. Да и случаев, когда мне дарили цветы — раз, два и обчелся. Поэтому сказать, что я под впечатлением — ничего не сказать.
— Хорошенький какой! Так бы и потискала! — к прилавку подходит Наталья из отдела сумок и кошельков, шатенка лет пятидесяти, моя ближайшая соседка. — Жених твой, что ли?