— Ты вчера действительно вел себя, как козел, — строго напоминаю парню. — И то, что ты там устроил… Это было… — умолкнув, посылаю ему многозначительный взгляд.
Потягиваясь, Тим вынуждает меня зависнуть на его идеально сложенном торсе, широких плечах и сильных руках.
— Ты о нашем поцелуе? — уточняет Чемезов, криво улыбаясь, и на его скуле тут же проступает обалденная ямочка.
— Едва ли это можно назвать поцелуем, — мои щеки вспыхивают. — Ты же врезался в меня своими губами, как психованный, еще и слюнями перемазал.
Я, конечно, не эксперт по части того, как именно нужно пользоваться языком и губами, но даже мне ясно — нормальные люди так не целуются.
— Я могу и лучше. Правда, — примирительно произносит парень.
— Даже не сомневаюсь, — бормочу я. Разговор с Чемезовым о его поцелуйных способностях заставляет меня нервничать. Вчера, уже после нашей стычки, до кучи я целовалась с Брагиным возле общаги. Я не хотела, но так получилось. Он потянулся ко мне и осторожно поцеловал. Не знаю. Возможно, я какая-то извращенка, но с Сашей мне вообще не понравилось. Я ждала другого — химической реакции, внезапной вспышки, яркого фейерверка, а на деле все вышло скомкано и жутко неловко. С другой стороны, Тим и его дикая выходка. Хоть я и готова была убить его, равнодушной он точно не оставил. Блин. Я реально извращенка. А как иначе объяснить, что меня все еще будоражит атака этого нарцисса? — Будешь бисквит? — с совершенно глупым лицом я направляю беседу в более безопасное русло.
— Буду.
— Выбирай, — указываю рукой на витрину с кондитерскими изделиями и выпечкой.
— Доверяю твоему вкусу, — говорит парень, склонив голову набок. Я беру щипцы, одноразовую тарелку и подхожу к витрине. — Рассказывай, бариста, как ты докатилась до этого места в углу? Сюда, кроме меня ещё хоть кто-нибудь заглядывал сегодня?
— Заглядывал, — передаю Чемезову творожный бисквит с вишней.
— Кто? Пауки? — усмехается Тим, впиваясь зубами в кекс.
Я тянусь к парню и щелкаю щипцами в сантиметре от его носа.
— Ты удивительно неприятная личность. Только что извинился и уже снова хамишь.
— Это не хамство, я просто интересуюсь, — Чемезов делает ангельское лицо.
— Ещё кофе? — не могу смотреть, как он жует бисквит всухомятку.
— Пожалуй, — соглашается парень, слизывая с губ крошки. — Я тебя раскусил, ты хочешь сделать на мне кассу, да?
Я хмыкаю.
— Что-то ты размахнулся на два кофе и бисквит.
— Ладно. Давай еще этих бисквитов, — просит парень. — Штук тридцать.
— У меня именно таких столько не будет, — ошарашенно смотрю на него.
— Ну давай любые. Пироженки вон те еще, — он тычет пальцем в витрину.
Я не двигаюсь с места.
— А у тебя попа не слипнется?
— Да ты не только красивая, а еще и заботливая, — взгляд Тима блуждает по моему лицу. Я снова смущена. — Что? Язык проглотила? Неужели ничего мне не ответишь?
Игнорируя его издевку, я наклоняюсь, беру картонную заготовку и молча складываю коробку. Затем заполняю ее кексами и пирожными, нарочно самыми дорогими, и не спеша пробиваю все на кассе.
— Вот. Тридцать штук. С тебя три тысячи восемьсот сорок, — ставлю коробку на прилавок. Тим снова расплачивается картой. — Только не ешь все это здесь, не хочу смотреть, как ты умираешь, — кладу перед ним длиннющий чек.
— Не бойся, не умру, — плечи парня подрагивают от смеха. — Я кекс-маньяк, не знала? Утром — кекс, вечером — кекс, люблю я это дело, — от того, каким тоном Тим говорит слово “кекс”, у меня напрашивается пошлая рифма. Я чувствую, что мое лицо опять нагревается. — А чего ты покраснела? — тут же замечает парень.
— Ничего я не покраснела, — мне хочется сквозь землю провалиться.
— Да ладно, тебе очень идет, — безмятежная улыбка озаряет его лицо. — И без косметики ты мне даже больше нравишься. Такая милая, настоящая.
Теперь я точно вся красная.