Отец поправляет галстук, смиряет его взглядом, не увидев жены, довольно кивает сам себе.
– Без супруги. Смотрю, поступил разумно, – говорит, оглядывая присутствующих. Народу так много, что Нику он не замечает.
Ден равнодушно отвечает:
– Ты прав, нужно было прислушаться, – на что получает добродушное похлопывание по лопаткам. Видимо, новость пришлась ему по душе. – Поднимайся, все ждут, – вправду, в помещении воцарилась тишина, разговоры стихли.
– Идёшь со мной, – не просит, приказывает отец, ступая по лестнице.
Они этого ожидали, давно ходили слухи о передаче части акций преемнику. На то и рассчитывали, вблизи проще провернуть задуманное. Пока произносит речь, отвлечётся, он ему доверяет, не увидит подвоха, расслабится.
Идёт по пятам, останавливается по правую руку, бросая короткий взгляд на поднос. Он не заморачивался, пусть по плану должен был подмешать лекарство сейчас, сделал это заранее в оба бокала, чтобы наверняка. Остаётся надеяться, на его организме приём никак не скажется.
Мужчина поднимает фужер.
– Приветствую на своём юбилее. Фирма растёт, нас становится всё больше. Однажды мы поставим на колени тех, кто не считался с заражёнными, тех, кто смотрел свысока. Мы построили Империю, которую нужно не только удержать в руках, но и расширить. Я обещал…
У Дена пульсирует вена у нижнего века, холодный пот стекает по спине. Чем меньше песчинок остаётся в верхнем отсеке часов, тем сильнее его одолевает волнение. Наконец, тост завершается. Никольский опустошает бокал до дна, разбивает о пол, раздаются аплодисменты. Пока тот пил, он думал, что не может дышать, настолько разросся ком в глотке. Однако вот, всё прошло, как по маслу. Зря себя накручивал, зря переживал.
С центра слышится визг, затем снова и снова, начинается паника.
– Что происх… – отец давится, кашляет, сгибаясь пополам. Багряная густая жижа из его рта стекает вниз прямо на мрамор. – Ты, – шипит он, когда тело начинают бить судороги.
А он стоит, приросший к месту, не в силах пошевелиться, не понимающий, какого хрена творится. Лекарство действовало по-другому. Оно не убивало, лишь исцеляло. Окидывает взглядом зал: часть людей лежит безжизненными пластами, трупов становится всё больше, другая же часть не выглядит паникующей. Будто они знают, что происходит, будто так и должно быть.
Отец вздрагивает последний раз прежде, чем затихнуть. Его глаза тухнут, замирая в одной точке навсегда.
«Хлоп, хлоп, хлоп». Публика подхватывает, звук поражает его слух. Макс, широко улыбаясь, выступает из толпы. Опускается перед папашей на колени, кладёт палец на артерию на шее, после вытирает его о штанину брюк.
– Веселья тебе в аду, отец, – выдыхает он, выпрямляясь. Смеётся, заметив замешательство Дена. – Выглядишь неважно, братец. Не понравился спектакль? Это ничего. Тебе и не должен.
Глава 17.2 Ден
Он не узнаёт брата. Тот не посмел бы, он любил семью. По-своему, но любил. Его улыбка кажется ему безумной. Нормальный человек не должен радоваться чужой смерти. Ему доводилось убивать, это не приносит ни счастья, ни наслаждения.
– Почему? План был другим…
Макс закатывает глаза, артистично затыкая уши.
– План, план, план. Он не был твоим. И он сработал, – зелёная радужка отливает желтизной, словно на ней налёт ржавчины. Руки опускает по швам. – Ты потерял отца, своё место, женщину. Нравится? Знаешь, мне – очень.
Он глохнет на несколько секунд, теряется в пространстве, пол уходит из-под ног. Говорит, не слыша себя.
– Что ты наделал… Он же твой отец.