Я украдкой бросаю на него взгляд, но он смотрит в свой сотовый, ничего не выражая. Как будто ему уже наскучил этот разговор. Наскучила я.
У меня в ушах звенит от его лжи, а в голове проносятся все причины, по которым он вообще стал бы утруждать себя ложью ради меня. И затем небольшая порция адреналина пробегает по моему позвоночнику. Это так легко слетело у него с языка, как будто ложь — его вторая натура, и что-то в этом есть…
Я игнорирую жар, распространяющийся между моих бедер. Не будь такой смешной, Рори.
— Что ж, я надеюсь, ты получил то, что тебе было нужно, — беззаботно говорит Альберто. — А теперь, если ты не возражаешь, я бы хотел быстро поболтать с тобой перед обедом, — он многозначительно смотрит на меня. — Наедине.
Я не могу выбраться оттуда достаточно быстро. Прежде чем дверь за мной захлопывается, я чувствую, как Анджело провожает меня горячим взглядом.
Яркость холла ощущается как глоток свежего воздуха. Я не спешу, давая себе возможность выровнять дыхание и разгладить платье, прежде чем на подгибающихся ногах направиться в столовую. Смех и беззаботная болтовня доносятся из-под дверей, но другой голос обращает мое внимание направо.
На кухне Виттория стоит, скрестив руки на груди, напротив долговязого мальчика примерно того же возраста. Его костюм слишком велик, волосы слишком растрепаны. Он смахивает их с глаз и говорит: — Это ожерелье стоило мне всех моих денег на недельные карманных расходы, Виви. Что значит ты его потеряла?
Она закатывает глаза таким образом, что это наводит на мысль, что он спрашивает об этом в миллионный раз.
— Я не знаю, Чарли, я была пьяна. Кроме того, мне вроде как шестнадцать. Кого из шестнадцатилетних ты знаешь, кто носит жемчуг?
Господи. Мне нужно начать вести дневник всех своих грехов, потому что в конечном итоге я забуду, в чём мне нужно признаться.
Я проскальзываю в столовую, и смех становится громче. Сегодня декор в меньшей степени напоминает атмосферу Семейки Аддамс, а в большей степени — Архитектурный дайджест7. По всей длине обеденного стола расстелена белая кружевная скатерть, украшенная шелковыми салфетками в клеточку и стеклянными банками, наполненными аккуратно уложенными тыквами и патиссонами. За французскими дверями чистое небо и яркое осеннее солнце, заставляющее Тихий океан блестеть.
За столом только один человек, и когда я сажусь рядом с ним, он сжимает моё бедро.
— Привет, красотка, — бормочет Макс.
— Господи, — бормочу я, смахивая его руку. — Что я тебе говорила? Никаких прикосновений.
Он опирается локтями на стол.
— Насчет этого правила «Никаких прикосновений»...
— Не начинай…
— Выслушай меня, — он бросает взгляд на главу стола, и когда понимает, что здесь только мы, он снова обращает своё внимание на меня. — Анджело ничего не сказал Альберто о том, что я бросил тебя на произвол судьбы в Дьявольской Яме, не так ли?
Я качаю головой. Я не утруждаю себя тем, чтобы сказать ему, что он видел нас вчера.
— Хорошо, — мурлычет он. — Но все эти испытания заставили меня задуматься. Оставлять тебя одну видеться с отцом — это большой риск, понимаешь? Если Альберто узнает, он убьет меня.
Скручивая салфетку в кулаках, я бросаю на него хмурый взгляд.