Она глупо хихикает, а я еле сдерживаю рычание.
Пару недель назад я только думал о том, чтобы сломать ему челюсть — сейчас готов действовать.
Челси закрывает дверь, и мы направляемся к машине. Брент бежит следом вприпрыжку настолько быстро, насколько может. Это раздражает.
— Что ж… — намек в его голосе ни с чем не спутаешь. — Она кажется хорошей.
Молчу.
— А попка, — продолжает с восхищением, — красота! Я бы потискал эту упругую…
Внезапно хватаю его за грудки и подтягиваю нос к носу.
— Заткнись!
Приятель пытливо заглядывает мне в глаза, по лицу медленно расплывается понимающая улыбка.
— Она тебе нравится.
Резко отпускаю, как горячий пирожок только из печи, и иду мимо к машине.
— Конечно, нравится! Она хорошая девушка.
Брент не отстает, грозя пальцем.
— Неееет, она тебе нравится, не в смысле, что ты хочешь, чтобы она оседлала и объездила твоего петушка. А на самом деле нравится!
— Что ты как ребенок, в самом деле!
— Возраст — всего лишь цифры. По крайней мере, именно так сказал мой дядя, когда женился на своей девятнадцатилетней жене-счастливице номер три. — Пихает меня локтем: — А если серьезно, ты прям весь излучаешь рыцарство.
Качаю головой.
— Мои доспехи уже давным-давно потускнели.
— Даже в потускневших доспехах рыцарь остается рыцарем.
Не отвечаю, и Брент начинает давить, так как абсолютно уверен, что я не вмажу по его смазливой мордашке.
— Дай знать, когда закончишь. Попробую к ней подкатить.
Делаю шаг к нему.
— Она не для тебя, черт побери! Ни сейчас, ни потом, никогда! Даже думать об этом не смей!
Сукин сын чертовски доволен собой. Широко лыбится.
— Ага, она определённо тебе нравится.
Во вторник вечером работаю допоздна, заканчивая ходатайство в суд по делу сенатора Холтена о домашнем насилии. Расслабляю галстук, тру глаза, с хрустом разминаю шею. Только собираюсь вернуться к работе, как звонит мобильный.
Челси.
Одно ее имя, и я уже улыбаюсь. Чертовски странно и совсем не в моем стиле. Даже получая диплом юридического факультета, я почти не улыбался.
Осознав, делаю серьезное лицо. Принимаю вызов и подношу телефон к уху. Собираюсь задать извечный вопрос «Что на тебе надето?», но не успеваю — и слава Богу! — потому что из динамика раздается пронзительный детский голосок.
Розалин.
— Привет, Джейк!
Откидываюсь на спинку кресла.
— Привет, Розалин.
— Что делаешь?
— Работаю. А ты?
— Варю куриный суп, — сообщает гордо.
— Молодец. Твоя тетя рядом? — спрашиваю, так как подозреваю: Челси понятия не имеет, чем занимается ее племянница.
— Она в ванной. Плохо себя чувствует.
Хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду?
— Она тут все обрыгала. Все они, кроме меня. Даже Ронан, но он и так постоянно срыгивает, так что не в счет.
Издалека слышится слабый плач малыша.
Сажусь прямо и сильнее прижимаю трубку к уху.
— Это плачет твой братишка?
— Ага. Кушать хочет. Подогрею ему бутылочку, когда доварю суп.
Только собрался спросить, готовит она на плите или в микроволновке, как громкий, пронзительный сигнал пожарной тревоги, заглушающий все звуки, дает ответ на незаданный вопрос.
— Упс! — восклицает девочка. — Мне надо идти. Пока!
— Розалин, постой…
Но она уже отключилась.
Дерьмо!
Перезваниваю. Идут гудки, потом включается автоответчик.
— Черт!