Тору слушал и сдерживал себя, чтобы не кривиться от отвращения. Юра говорил о детстве без обиды и сожаления, будто по-настоящему смирился с уже ушедшим.
— Я не то чтобы был совсем против, – добавил он, – мне нравилось в храме, да даже сейчас нравится. Там тоже было весело и хорошо – пока ты маленький, много не требуют и балуют, потому что «в тебе, дитя, дух Божий». Но на сверстников я, конечно, смотрел немного озлобленно. Потому что тоже хотел конфет, а не постного самодельного печенья без соли и сахара. Знаешь, как от него зубы потом болели? – каменное, что вспоминать страшно. Страшнее только чайная плёнка в пластиковых стаканчиках.
Тору не мог поверить в услышанное, а Юра смеялся, продолжая говорить о детстве. Он в самом деле больше всего жалел о невкусном печенье и относился к происходившему как к житейской мелочи?
— Ну вот, а потом отец, возвращаясь со смены, попал в пьяную драку. Он особо не пил, но пили другие – Новый год, всё такое. Ну не поделили что-то, ну ударили, ну толкнули, а он «чпок» о бордюр головой и всё. У меня в шампанском теперь такой «чпок» слышится. Открываешь, «чпок» – у всех праздник, а у меня – похороны и землистое лицо отца. Так себе удовольствие.
Юра неосознанно сжал в кулаке пустой стакан – пластик хрустнул, смявшись в невнятную гормошку. Тору захотелось сказать что-то ободряющее, но он вовремя понял, что любые слова будут излишни – Юра смотрел перед собой совершенно потерянным взглядом. И ведь старался что-то скрывать и казаться сильным! Что толку от независимости и смелости, когда в душе – саднящая незаживающая дыра, которую день за днём ковыряешь и ковыряешь, как ковыряешь вилкой желток глазуньи?
— После этого мать вообще улыбаться перед праздником запретила, – Юра бросил испорченный стаканчик в мусорку и немного ускорит шаг, – порола, если я музыку слушал или громко говорил. Молиться заставляла, по кладбищам таскала. Всё как у всех, в общем, – Юра улыбнулся и, уже оживившись, посмотрел на Тору. – Поэтому и ненавижу. Ассоциации так себе. А мать сейчас написала, чтобы я не забыл свечку поставить. Сказала, что приедет скоро.
— Тебе с ней очень тяжело? Прости, что спрашиваю такие очевидные вещи, но…
— Я поэтому и учился всегда хорошо. Чтобы отвлекаться, – добавил Юра. – Вообще не тяжело. Я всё понимаю.
— Мне жаль.
— Не жалей меня, – строго сказал Юра, – никогда не жалей. Я не прокажённый, чтобы меня жалеть.
— Ты сильный, – Тору сказал то, что Юра, наверное, хотел бы услышать.
Судя по довольной улыбке, он не ошибся.
— С Новым годом, – Юра спрятал телефон в карман куртки и хлопнул Тору по плечу. – И спасибо тебе.
Шаг семнадцатый. Отзвуки счастливых минут
Тору пришлось вернуться домой после новогодних каникул: мать Юры однозначно была бы против вынужденного соседства с иноверцем, поэтому о таком предложении никто не мог даже подумать.