Эн Гордин недовольно покачал головой, а потом склонился к моему уху и прошептал:
— Огненное шоу мне понравилось, но давайте в следующий раз постараемся обойтись без него.
Когда горячее дыхание коменданта коснулось моей шеи, по телу разлилось необычное щекочущее чувство, сосредоточилось внизу живота и заставило пальцы ног подогнуться.
Я закусила губу, уткнулась взглядом в пол и спрятала руки в карманы. Так значит, всё не совсем так, как рассказывала Берта? И слухи о помолвке эна Гордина преувеличены?
День как будто даже стал светлее. А я снова задалась вопросами, почему. Почему меня тянет к коменданту с невероятной силой, почему в его присутствии сердце трепещет как птичка, почему я краснею и смущаюсь, а ещё мне хочется поджечь всех девушек, кто крутится рядом с ним. Что, собственно, я только что и сделала.
Неужели он мне… нравится? Как мужчина. Набравшись смелости, я посмотрела на него и встретилась с теплым взглядом карих глаз. Эн Гордин был напряжен, на виске пульсировала жилка, но во взгляде плескалось бесконечное море нежности. Я зажмурилась и помотала головой, чтобы прогнать наваждение.
Когда я открыла глаза, комендант уже смотрел на поле. Там заканчивала испытание последняя группа студентов. Из неё тоже остались только двое. Я напряглась: это были две девчонки. Кажется, это они сегодня жарко спорили, кто из них первый попросит эна Гордина об индивидуальных занятиях. Кажется, мне придётся сильно постараться, чтобы больше никого не поджечь.
Прогудел финальный горн, сигнализировавший об окончании испытаний, и эн Гордин, усилив голос заклинанием, объявил, что всех (всего четверых!) прошедших испытание он ждет в тренировочном зале для проведения инструктажа.
Толпа кадетов, не прошедших испытание недовольно всколыхнулась, особенно хорошо было слышно девичьи голоски о том, что всё было нечестно. На это комендант ответил, что уведомит эну Фердинанду об их желании тренироваться дополнительно во внеурочное время. Все очень быстро замолчали и только опасливо переглядывались между собой.
Народ стал потихоньку расходиться, создавая толкучку и очереди на выход. Эн Гордин посмотрел на это и покачал головой:
— Кадет, предлагаю вам добираться по воздуху.
Интересное предложение, конечно. А потом, когда я не смогу его догнать, он будет грозить мне наказаниями?
Я пожала плечами и вышла на лестницу, ведущую вниз со смотровой площадки. И, видимо, где-то совсем загуляла в своих мыслях, потому что оступилась и некрасиво шлепнулась бы на попу, если бы не комендант. Он аккуратно придержал меня за талию, помог преодолеть оставшиеся ступеньки и чуть дольше нужного задержал руку.
Подняв голову, я встретилась с его огненным взглядом и оказалась полностью зачарована. Он смотрел не отрываясь, будто что-то искал в моих глазах. А потом, не найдя ответ, отошёл на несколько шагов и превратился в дракона.
Я очередной раз с восхищением смотрела на него, не в силах сдвинуться с места. В лучах солнца он был еще прекраснее. Гибкое тело завораживало плавностью движений, а взгляд гипнотизировал решительностью. Чешуя дракона была похожа на золотые металлические пластины, но я прекрасно помнила, какие они были на ощупь. Бархатистые. Так хотелось снова провести по ним рукой, а, может, даже прокатиться на этом потрясающем драконе.
Но эти величественные создания просто так никогда не катают: либо в бою, либо по острой необходимости. Поэтому я спрятала эти мысли подальше, желательно, так далеко, чтобы никто не узнал о них, особенно Геральд и мои родители, и расправила крылья.
Однако дракон ткнулся мне в плечо мордой и опустил своё крыло. Он что, предлагал залезть к нему на спину?
Глава 16
Я застыла в растерянности, не понимая всерьёз он или шутит. Но это был дракон, не просто комендант, который мог иногда отпускать шутки с серьёзным видом. Величественный, опасный ящер, вполне возможно, без чувства юмора.
Меня тянуло погладить его и принять приглашение. И я уже сделала два шага, когда меня что-то буквально заставило остановиться. По спине пробежал холодок от ощущения, что за мной пристально наблюдают.
Мой взгляд скользнул по толпе. Там стоял Геральд. Он всё видел и с каменным лицом смотрел, что я сделаю, какое приму решение. И я струсила.