— Ты никуда не пойдёшь, — шмыгнув носом, решительно заявляет она.
— В смысле?
— Ты. никуда. не уйдёшь. сейчас отсюда, — повторяет с расстановкой.
Однако довольно быстро, не выдержав моего едкого взгляда, соскальзывает вниз: — Если ты сейчас уйдёшь, мы с тобой больше никогда не увидимся!.. — причитает, обхватив голову и уткнувшись лбом в колени, — потому что у меня нет никого, кроме тебя, потому что в этом чёртовом доме меня все ненавидят!..
— Да что за дичь, Ляля!..
Несмотря на то, что всё происходящее больше смахивает на кромешный трындец, чем на поведение всегда адекватной, знакомой мне, как я считал, во всех ипостасях, Ляли, что-то, вероятно кровные чувства, вынуждают меня прижать её вздрагивающее вместилище древнего зла к себе. А так как сидеть на корточках в обнимку в итоге оказывается почти нереально, нам приходится переместиться обратно на кровать, где я сгребаю все её конечности и усаживаю её всю на себя, себе на колени, как ребёнка.
— Прекрати, Ляль, ну чё за сопли, а? Хватит...
— Да потому что, блин! Потому что всё меня бесит! Потому что мама… потому что ей всё не нравится, я ей не нравлюсь! Потому что даже эту комнату… — она кивает вокруг. — Даже эту чёртову комнату я не могу переделать под себя, так, как мне хочется! Потому что я должна быть принцесской, послушной маленькой девочкой, а не той, кто я есть!..
Я позволяю Ляльке выговориться, поскольку как никто другой её понимаю.
Поскольку почти в том же возрасте почти по той же причине по пьяной лавочке болтался в неуклюже связанной из женского шарфика петле под закопчённым сигаретным дымом потолком собственной комнаты.
Поскольку перерос это и уже практически полностью из себя вытравил.
Но вместе с тем изжил и способность доверять индивидам, у которых на лицо отсутствие игрек-хромосомы.
— Успокойся, — шепчу, когда она, извергнув из себя всё, беззвучно, обессиленно плачет. — Я никогда не брошу тебя, Ляль. Слышишь? Я буду рядом. Всё будет хорошо.
Но тут она поднимает на меня подозрительно быстро просохшие глаза.
— И ты меня поцелуешь?
Глава 12
*Она*
За заплаканным стеклом проносятся яркие блики: мокрые вывески, для чего-то опутанные подсветкой деревья, светофоры, фонари…
Артём везёт меня домой. Туда, где прикрыт тарелкой давно остывший ужин, и насладившаяся уединением с хахалем, уставшая мама снова упрекнёт меня в том, что завтра ей на работу.
Карину омывает начавшийся заново вечный дождь.
А я смотрю в окно и слушаю музыку.
У Артёма в машине всегда чисто, приятно пахнет, и звучит что-то наподобие «Shape of my heart» Стинга, или это я только его запоминаю.
Всё, как и в прошлый раз, но теперь с нами нет Алекса. Он отказался поехать, хотя Артём его почти уговаривал.
— А ты правда не передумаешь с нами на море? — на долю секунды отвлёкшись от дороги, чтобы подарить мне бессменную улыбку и сияющий взгляд, заговаривает Артём.
— Ну, если вы меня возьмёте, — пожимаю плечами я. — А вообще у меня мечта! Знаешь, какая?
— Какая?
— Хочу долго-долго бежать по морскому берегу, по песку, босиком. Взяться с кем-то за руки и бежать так вместе. И чтоб песок был тёплый, и море по ногам, и ветер в лицо, понимаешь?
— Понимаю, — ещё шире улыбается Артём. — Классная мечта. А с кем ты хочешь бежать? Или это всё равно?
— Ну нет, конечно, не всё равно. Изначально я хотела, чтобы это был папа… — вспоминаю о папе, и к горлу ком подкатывает. С трудом сглотнув его, набираю в лёгкие побольше кислорода и продолжаю: — А теперь я хочу…
Периферийным зрением заметив, что Артём уловил в моём голосе горечь и даже собрался что-то сказать мне или сделать, я не позволяю себе раскиснуть окончательно:
— Теперь я хочу бежать с тобой! — договариваю бодро и ловлю в его расширившихся зрачках удивление, перешедшее в тихую радость. — А вы с Алексом давно дружите? — сразу же завожу новую тему.
— Давно, — тепло произносит он. — На соседних горшках сидели. — Задрав одну бровь, кидает на меня тот самый, как в первый лень знакомства, задорный проверяющий взгляд. — Шучу. С пятого класса, с тех пор, как мы на Южку переехали. А там общий двор, гитара…
— Кстати, не знала, что вы играете!
— Да мы и сами не знали! — И он роняет голову в смущённой усмешке...