9.
Я остолбенело рассматривала руку, не решаясь поднять на Келлфера взора. Мне казалось, что он пылает, как охваченный пламенем лик пар-оольского божества.
— Была жена, стала уже вещью, — заметил он иронично. — Сдается мне, я знаю, о чем ты мне хочешь рассказать. Но сначала помойся, у тебя по ногам течет. — Его голос мог бы резать металл.
Я вспыхнула: и правда, влага ощущалась на внутренней стороне бедер, а подол был задран выше колен. Хорошо еще, если он не увидел чего-то выше. Какой стыд! Я натянула подол почти до щиколоток. Сердце рвалось, дыхание то ли замерло, то ли сбилось, я все никак не могла втянуть воздух.
Келлфер кивнул и неторопливо, не оборачиваясь, пошел к гроту.
Отмерев, я бросилась вверх по течению реки, не разбирая дороги. Мои шаги были такими громкими, что отдавались в пустоте тоннеля, и с каждым я бежала все быстрее и быстрее, почти спотыкаясь. Мысль о проклятой, предательской, развратной и такой неуместной жидкости, холодившей сейчас тонкую кожу между ногами, сводила меня с ума. Келлфер не понял, это не текло, это Дарис задел ноги, когда вытаскивал руку… Проклятие! Я бы никогда не смогла объяснить это Келлферу. Никогда.
Тусклая в темноте вода преградила мне путь, и я запнулась, как пришпоренная скаковая лошадь, чуть не покатившись вниз. Пульс набатом стучал где-то в ушах. Я сделала шаг к краю и с усилием опустилась на колени. Вода была ледяной. Я поводила своей горячей рукой по поверхности, пропуская поток между пальцами.
Мне почему-то пришло в голову, что Келлфер, как и его сын, мог бы идти за мной, чтобы застать меня в таком положении, я даже обернулась, вглядываясь в темноту: только у самой речки горели несколько уже почти растаявших свечей. Из черного проема никто не выходил, я не слышала шагов, не замечала отблесков. Как мне удалось не сломать себе ноги в этой кромешной черноте?