— Хочешь сказать, что ты не готов к этому?
Мой желудок скручивается, и я выпрямляюсь.
— Вы с ума сошли? Никто другой не сможет сделать это так, как я, и Вы это знаете, Кэп.
Он тянется к компьютеру и берет ещё одну фотографию, кладет её передо мной. На ней изображена женщина. Красивая женщина с блестящими каштановыми волосами, забранными в высокий хвост, дизайнерская одежда облачает её тело.
— Это Дороти Уэстерли, ребенок Фаррелла. Ходят слухи, что она — его слабое место. Как только ты окажешься внутри, постарайся подлизаться к ней. Она расколется.
Удивление промелькнуло в моем нутре.
— Почему она?
Медленная улыбка приподнимает уголок его губ, и он откидывается в кресле.
— Разве ты не любишь красивых дочерей?
2. ЭВЕЛИН
На моем ботинке кровь.
Чёрт.
Я прищуриваюсь на потертый черный плис моего ботинка на каблуке, мой желудок напрягается от раздражения, что я должна провести остаток ночи в этом дерьмовом клубе с частями мертвого человека, впитывающимися в мою ногу.
Надеюсь, это не означает, что его дух вернется, чтобы преследовать меня.
— Как дела, ворчун? — спрашивает мой лучший друг — мой единственный друг — Коди, широко ухмыляясь, когда он опирается на барную стойку рядом со мной.
Я поднимаю взгляд, подношу руку к груди и поднимаю брови.
— Я не ворчу.
Его светлые волосы подпрыгивают, когда он откидывает голову назад, и из его рта выливается веселый смех.
— Ты стопроцентная пессимистка.
Я бросаю взгляд на людей, толпящихся за ним, чтобы выпить, и пожимаю плечами.
— Я реалистка. Есть разница.
— Ну, ты ведешь себя ахренеть как скучно, — он закатывает глаза. — И ради этого ты меня вытащила? Я думал, с этими поддельными волосами ты немного раскрепостишься. Блондинки должны быть более веселыми.
Я скриплю зубами, барабаня ногтями миндальной формы по деревянной столешнице бара, черный маникюр, который я себе сделала, отражает моё настроение. Единственная причина, по которой я вообще здесь, в Чикаго, заключается в том, что на меня возложили неприятную обязанность разыскать какого-то идиота, которому нужно преподать урок. Блондинистый парик, приклеенный к моей голове, и цветные контактные линзы — это просто страховка. Не для веселья.
— Хочешь выпить? — снова пытается он, шевеля бровями, наполовину скрытыми очками.
— Я не пью.
Слова прозвучали резче, чем я намеревалась, но у меня болит голова между глаз, а мое самообладание пошаливает с самого утра, когда какой-то мудак прервал меня во время работы.
Я снова смотрю вниз на засохшую кровь.
Он хмурится.
— С каких пор?
Вздохнув, я провожу рукой по густым волосам, отбеленные светлые пряди падают мне на плечо.
— Уже целую вечность, Коди, я не знаю. Господи, ты что, всё это время собираешься устраивать мне допрос с пристрастием? Я просто хотела помочь тебе выбраться из дома твоей мамы, — я пожимаю плечами. — Пожить немного, а не проводить всё свое время, уставившись в экраны компьютеров.
Он моргает на меня.
— Ладно, — наконец выдыхает он. — Я пойду потанцую. Найди мне хороший толстый член, на котором я смогу поскакать.
Моя улыбка появляется впервые за весь вечер, и он подмигивает.
— После того, как ты закончишь с тем, ради чего ты сюда пришла, тебе стоит сделать то же самое. Может быть, хороший трах заставит тебя избавиться от этой огромной палки в заднице.
Отмахиваясь от него, я кручусь на месте, мой желудок сжимается, когда бармен подходит ко мне и улыбается.
— Хочешь что-нибудь выпить? — спрашивает он.
— Я не уверена в том, что хочу.
Я заставляю себя лукаво усмехнуться, глядя на него сквозь ресницы.