Епископ Борджиа поспешно собирался в Ватикан. Отец вызвал сына к себе, значит, произошло то, чего они ждали все последние дни. Стало быть, Чезаре надо поторопиться. И, невзирая на то, что тело его требовало отдыха после неспокойной ночи и не менее мятежного утра, он живо облачился в лиловую сутану, насквозь пропахшую приторно-сладким ладаном.
Чезаре поморщился. Как же ему опостылело рядиться в эти юбки. Слова сестры все отдавались эхом в глубине души: «Ты ведь любишь Господа, Чезаре?».
Лукреция всегда задавала много вопросов, эта девчушка желает все знать. Раньше ее детские «почему» вызывали умиление, теперь же на ее вопросы у него не всегда находились ответы. Как он может любить того, кто не слышит его мольбы? Сколько раз Чезаре просил Господа избавить его от порочных мыслей о сестре, сколько раз он молил о другой доле, о судьбе воина, а не священника. В ответ всегда было молчание. И греховная любовь терзала его все больше с каждым днем, и вместо освобождения от сана он из простого чтеца превратился в епископа. Верно, Господу не было дела до Чезаре Борджиа.
В действительности, он уже давно утратил веру во все эти сказки о Спасителе, что с детства вдалбливали ему в голову на уроках богословия, а позже в семинарии. Еще во время обучения в университете он понял, что полумифологические постулаты о жизни и смерти, о Рае и Аде, о Боге и Дьяволе придуманы людьми лишь для порабощения других людей.
Лживое благочестие слуг церкви никогда не внушало Чезаре доверия, ибо он хорошо знал цену напускной праведности. Каждый клирик в красном во главе с самим Папой стяжал, предавал, лгал, прелюбодействовал, а порой шел и на куда более тяжкие грехи ради собственной выгоды. И небо не падало на землю, Архангел Михаил не обнажал огненный меч, а церкви все также стояли во всем своем праздном великолепии.
Святые призывали к смирению, пастыри к покаянию, каноники к молитве, но Чезаре с полным воодушевлением готов был внимать лишь тем философам и мыслителям, которые предлагали познать себя и мир вокруг. А молитве Чезаре предпочитал логический расчет. Стратегия и тактика куда надежней пустых просьб к небу.
У него больше не оставалось времени для размышлений. Отцу нужна помощь, и кто, если не Чезаре, способен оказать необходимое содействие? Его братец Хуан? Этот бездельник опять не ночевал дома, наверняка очередной бордель стал его пристанищем на ночь.
Несмотря на свой строптивый нрав и распутства, Хуан всегда был любимцем семьи. Именно для него отец готовил ту судьбу, о которой мечтал Чезаре. Младший брат уже успел получить почетный титул герцога Гандийского, хоть и ровным счетом ничем этого не заслужил.
Чезаре не раз задумывался, отчего отец благоволит Хуану больше, чем кому-либо из своих детей. Почему он, послушный сын, не может добиться той же благосклонности? Отец не верит в него? Думает, что старший сын способен лишь чадить кадилом и принимать исповеди грешниц Рима?
Минуя улицы до Ватикана, Чезаре слышал гомон простого люда о кончине понтифика, но горожане не оплакивали Иннокентия, их скорее пугало безвластие, что неизбежно наступает на время конклава. До тех пор, пока новый понтифик не избран, жизнь переворачивается вверх дном: шайки дерзких разбойников грабят кардинальские дворцы, устраивают народные бунты на улицах. Все низвергается в хаос, волнение и тревожное ожидание.
Чезаре остро осознавал зыбкость положения, в котором они очутилась нынче. Испанцы - чужаки на итальянских землях, им необходимо удержаться на плаву любой ценой. На кону поставлено все будущее семьи Борджиа в Риме.
В стенах Ватикана вице-канцлер встретил сына с гримасой вселенской скорби на своем властном и все еще красивом лице. Однако стоило им покинуть резиденцию усопшего понтифика, как настроение отца совершенно переменилось, глаза загорелись привычным хищным блеском.
- Ты нашел брата? – строго спросил Родриго, зорко оглядываясь по сторонам, будто выискивая шпионов, притаившихся за колоннами или в многочисленных альковах.
- Я найду его сразу, как выберусь отсюда, - уверил Чезаре.
Отец коротко кивнул.
- Пойдем, - сказал он, приобняв сына.
Они проследовали длинными коридорами, в которых уже запирались ставни для конклава, слуги и стражники носились по собору в невероятной суете. В глаза отца застыла тревога, когда он окинул сына взглядом и произнес:
- Нужно выбраться отсюда, пока не закрыли двери.
- Итак, началось? – удостоверился Чезаре, быстро шагая рядом с отцом.
- Знаешь, что делать?
- Да, отец, – поспешно заверил епископ. Они сотни раз обсуждали, как поступать в случае кончины понтифика, Чезаре знал наизусть, какие богатства и приходы распределить между кардиналами и их семьями. При условии необходимости.
- Береги семью, - назидательным тоном сказал отец, - пока не изберут нового Папу, в Риме будет безвластие.
Чезаре вдохнул тревожно и глубоко. Значит защита дома на нем, а не на герцоге Гандийском. Что ж, спасибо и на том.
- Каждая фракция будет биться за своего кандидата, - меж тем продолжал отец, - и если после первого голосования, - он настойчиво повторил, - если дым будет черным...
- Как ты сказал, - нетерпеливо перебил Чезаре, резко остановившись, - я знаю, что делать! – он выпалил это слишком самоуверенно и устремился вперед, оставляя отца позади. Но не успел епископ сделать и пары шагов, как крепкая рука больно схватила его плечо. Отец яростно толкнул Чезаре к стене, словно непослушного щенка. Они были одного роста и одинакового телосложения, но епископу на мгновение почудилось, что отец навис над ним всем своим могучим телом.
- Всю жизнь я ждал этого момента! – зашипел он у самого лица сына. От зловещего блеска глубоких черных глаз кровь стыла в жилах Чезаре. - Повторим все еще раз! – упорно продолжил Родриго приглушенным голосом, чеканя каждое слово. - Если мы не победим сразу, я пошлю весточку!