— Ты же знаешь, я никогда не против мороженого. Каковы шансы, что у тебя найдется одно с шоколадной глазурью?
Поднимаюсь с дивана и направляюсь к кухне, подмигивая ей через плечо.
— Я бы сказал, что шансы довольно велики.
Она ест это мороженое с тех пор, как узнала о его существовании. Когда мы еще были детьми, то все лето гоняли в школу на великах, а на обратном пути обязательно покупали пинту мороженого. Мы садились на крыльцо и рассказывали друг другу глупые истории, пока ели его. Уголки губ растягиваются в непроизвольной улыбке. Каждое хорошее воспоминание в моей жизни включает в себя Эви. Собственно, и плохие воспоминания тоже, но при любых неприятностях она всегда пыталась как-то сгладить углы.
— Смотри-ка, — поднимаю мороженое вверх, — у нас тут целая пинта. — Я возвращаюсь к ней на диван. — Будем есть здесь или на крыльце?
— Пойдем на крыльцо, — Эви пожимает плечами. — Знаешь, как в старые добрые времена.
Подхватив ее под локоть, я помогаю ей встать с дивана, и мы выходим наружу. Сегодня прекрасная ночь, по черному небу раскиданы многочисленные брызги звезд. Мы садимся на верхнюю ступеньку, прижимаясь друг к другу, и я вручаю ей ложку.
— Только в твоем обществе я этим питаюсь, — говорю ей, и на ее губах появляется милая улыбка, заставляющая меня дрожать. — Кажется, это наша фишка, — признаюсь, толкая ее плечом.
— Да, наша фишка, — говорит Эви, ухмыляясь. — Так же, как созерцание звезд.
— Помнишь, как ты загадала то желание о брекетах, когда мы были детьми? — посмеиваюсь, и она не может не улыбнуться в ответ.
— Конечно, помню.
— Итак, Хоппер, — сказал я, — какое желание ты загадаешь сегодня вечером? В небе офигительно большие звезды.
— Я уже давно все придумала, — ответила она, усмехаясь и натягивая куртку повыше на плечи, чтобы не замерзнуть.
— Давай, расскажи мне, — я пытался уговорить ее, подталкивая при этом локтем.
Эви выдохнула, ее плечи тут же поникли.
— Я скажу, только если ты пообещаешь не смеяться и не станешь никому разбалтывать.
Я повернулся к ней и взъерошил ее волосы, из-за чего челка закрыла глаза.
— С каких это пор я болтаю? — вздохнул я. — Ладно, милая, клянусь. — И мы сцепили наши мизинцы в торжественной клятве.
— Окей. Я хочу, чтобы ночью, пока я сплю, ангел спустился с небес и сорвал эти ужасные брекеты.
Я скривил лицо при одной только мысли о том, как это происходит.
— Думаю, избавляться от них таким способом будет больно. У тебя довольно жуткое желание.
— Может, и так, — пожала она плечами. — Но ты понятия не имеешь, каково это, когда все обзывают тебя «стальной челюстью».
— Почему тебя так заботит, что думают остальные? Я единственный, чье мнение имеет значение, — пошутил я. — И считаю, что они делают тебя особенной, потому что никто из наших знакомых не оснащен такой серебристой штукой.
— Ты лучший друг, которого только можно представить, Диллс, — сказала она, крепко чмокнув меня в щеку, и я тут же принял решение больше не умываться, лишь бы не смывать след от ее поцелуя.
— У тебя было весьма садистское желание, Эви. Как представлю... Ну просто фильм ужасов, — я смотрю на нее. Она выглядит такой красивой в свете луны, ее фарфоровая кожа буквально сияет.
Эви смеется и запихивает в рот еще одну ложку мороженого, содрогаясь из-за чувствительности зубов к холоду.
— Наверное. Но я ненавидела эти брекеты. Кроме того, из-за них меня никто не хотел целовать.
Она понятия не имеет, как сильно я хотел поцеловать ее тогда и насколько велико это желание прямо сейчас. Мне было плевать на то, что ее рот заполнен металлом. Эви была веселой и умела рассмешить. Она всегда с интересом выслушивала меня, в то время как никого вокруг это не заботило.