Вначале я использовал алкоголь, чтобы приглушить боль. Это было до того, как Леви говорил меня обратиться к специалисту. Теперь я старался избегать этого, понимая, что это путь к саморазрушению.
Сегодня мне ничего так не хотелось, как утопиться в бутылке виски и забыть обо всем.
В какой-то момент мои слезы иссякли, и на меня словно опустилось мягкое облако, окружившее меня и приглушившее мир. Эта дымка успокаивала.
Мой ноутбук зазвонил, испугав меня. Я резко сел, сбитый с толку этим звуком. Только тогда я вспомнил, что доктор Москони звонит для проведения сессии. Прочистив горло, я принял вызов, проморгался, потому что в глаза как песка насыпали, и посмотрел на собранную женщину на экране.
— О, Джейсон, — сказала она, увидев меня, и невозможно было не заметить сочувствие в ее глазах. Я мог лишь вообразить, насколько плохо выгляжу.
— Денек выдался непростым.
— Вижу.
— Мне кажется, будто я тону.
— Поговори со мной. Выговорись.
Я попытался найти правильные слова.
— Я не могу отбросить это. Эту... тяжесть. Она следует за мной всюду, куда бы я ни пошел. Это делает меня вспыльчивым, злым и едким.
— Ты спишь?
— Не особенно. Не очень хорошо.
Она подождала, поджимая губы, изучая мое выражение лица и наверняка анализируя мои слова и язык тела. Затем:
— Ты принимаешь назначенное лекарство?
— Мне не нужны антидепрессанты. У меня нет депрессии.
— То есть, ответ отрицательный?
Я купил лекарство по рецепту, потому что Леви настоял, но не выпил ни одной таблетки. Она знала мое отношение к препаратам.
Я сменил тему.
— Я поехал и увиделся с ним. До переезда сюда. После его приговора.
Ее глаза раскрылись шире. Она не ожидала этого. Они с Леви придерживались одного мнения на этот счет. Они оба считали, что мне не стоит видеться с Морганом. По их словам, он причинил мне достаточно боли, и ни к чему хорошему это не приведет.
— Мне нужно было услышать это от него.
— И это помогло завязать с сомнениями?
— Ага, — я моргнул несколько раз, прогоняя эмоции, подступавшие к горлу. — Это было тяжело.
— Я знаю.
— Я... — я сжал переносицу и покачал головой.
— Говори со мной, Джейсон.
— Мне сложно увязать моего мужа и этого мужчину за решетками. Такое чувство, будто я одновременно люблю его и ненавижу. И это так глупо, верно? Ну то есть, он монстр. Он отнимал жизни. Как я могу...? Какого черта со мной не так? — слезы безудержно катились по моим щекам.
— Джейсон.
Я сморгнул их, прерывисто вздохнув, и посмотрел в глаза доктора Москони.
— Ты любишь то, что, как тебе казалось, у тебя было. В этом нет ничего неправильного. И нет ничего плохого в том, что ты грустишь или скучаешь по нему. Ты вправе оплакивать потерю брака и мужа, ведь ты считал все это настоящим и искренним. Ты любишь или скучаешь не по серийному убийце Моргану. А по невинности, которая у тебя когда-то была. Он лишил тебя этого.
— Это все было ложью. Вся моя жизнь была одной большой ложью.
— И что ты будешь делать дальше?
Я не знал. Казалось, будто выхода не существовало.
— Ты совершил позитивные шаги в правильном направлении. Знаю, тебе не хотелось уезжать из Кингстона, но я думаю, что свобода от цирка СМИ пойдет на пользу твоему психическому здоровью. Это даст тебе время исцелиться. У тебя новая любимая работа, ты живешь в новом городе. Понадобится время, чтобы наладить новую жизнь, но ты можешь это сделать и сделаешь. Это не конец, Джейсон. Есть ощущение, будто это конец, но обещаю тебе, это не так.
Я слушал, но отвечать не хотелось. Она понимала. Иногда проще слушать других людей, даже когда они говорят о вещах, которые казались слишком недостижимыми и немыслимыми.
— Сейчас тебе больно, ты злишься. Все твои чувства оправданы, но тебе важно понимать, что это состояние, эта сокрушительная тяжесть, тянущая тебя вниз — это не вечно. Суд над Морганом завершился. Пора двигаться дальше.