— Раз двадцать, — задумался тот на несколько секунд. — Но я никогда не понимал, почему тебе не назначают дисциплинарки, а все профессора смотрят на меня, как на кретина.
— Вот ведь черт! — выругался тот сквозь плотно сжатые зубы. — Канвижер был во всем замешан.
— Чего? — удивленно посмотрела я на Стиверса.
— Авгельд, ты только что натолкнула меня на одну весьма странную мысль, — вздохнул блондин. — Если предположить, что они убрали не случайного человека, а исполнителя, который слишком много знал и начал выходить из-под их контроля. Подумай, он мог одним росчерком пера решить все наши проблемы. Я сто раз подходил к нему и просил за тебя. Он всегда вставал на мою сторону, за исключением тех моментов, когда требовалось прямое противостояние лицом к лицу с Ланвельдом. Фактически он делал так, чтобы мы не пересекались друг с другом и не имели возможности обмениваться информацией напрямую. Ты бы не подошла к Ланвельду и на пушечный выстрел. Он вел себя как последний ублюдок. При каждой вашей встрече пытался либо придушить тебя, либо свернуть тебе голову. Понятное дело, после нескольких подобных попыток ты начала его избегать. А значит, профессора и сам Канвижер делали так, чтобы мы не могли поговорить в присутствии третьей стороны, которая бы гарантировала ваше адекватное поведение. Следовательно, из всего этого я могу сделать вывод, что вас стравливали, а точнее, целенаправленно разводили по разным берегам.
— Но… — Ланвельд внимательно посмотрел на собеседника и подал бокал для новой порции.
— Они даже в кошмаре не могли подумать о том, что я найду в Авгельд привлекательную девушку, — усмехнулся тот и наполнил его стакан. — И уж тем более, они не предполагали, что заносчивая задница Инетер Стиверс может влюбиться в нищую и бесперспективную девицу. Да до такой степени, что попросит мать спрятать ту в академии своей подруги и бывшей соратницы. Мало кто знает, какими именно связями обладает моя семья, и еще меньше народу понимает, каким образом мы пускаем их в ход.
— Так, допустим, я понимаю, что без тебя, скорее всего, рехнулась бы, — подтвердила я его слова. — Но что они еще могли сделать в такой ситуации? Никто не мог заставить меня изменить принятое решение, даже спустя столько лет.
— Они бы просто убили тебя, — пассивно пожал тот плечами. — В лучшем случае сделали бы так, чтобы ты не могла использовать магию и фактически стала никем. Вспомни, в тот день, когда мы должны были произносить присягу, Ланвельд впервые ударил тебя всерьез. Не шутки ради оттаскал за волосы, а врезал от души. Ты после не могла разогнуться. Если бы рядом не оказались профессора и мы, неизвестно, чем бы все закончилось. А вечером мы поняли, что живем вместе, и ты начала потихоньку избегать любого личного общения с Ланвельдом без свидетелей или меня под боком.
— Погоди, ты несешь бред, — запротестовал Тонсли. — Я не бил Эсбилу.
— Нет, Тонсли, ты бил меня, и это было на глазах у Стиверса, — кивнула я. — Мы вдвоем не могли так лопухнуться и не признать тебя. Это либо был очень хорошо притворяющийся ты, либо кто-то использовал «Гелерей» против нас.
— Но засекреченная разработка ученых не могла в те годы попасть к нам, — задумчиво протянул блондин. — Точнее, не так, я бы знал о тестировании данного зелья на территории Лондона. Отец к тому времени был в Америке, а я временно исполнял его обязанности, пока не стукнуло двадцать и я официально не занял свой пост.
— Но у меня нет других объяснений всем странностям, — покачала я головой. — Этот состав мог вызвать коллективное помутнение.
— Нет, — резко сказал Стиверс, — только я не помню, в каком году разрешили ввозить его в страну. Подпись на документе будет стоять моя, вот только был ли я уже в должности, когда подписывал декларацию.
— Что за средство? — удивленно посмотрела я на Инетер.
— «Живая маска» или в простонародье «Одевалка», — зло выплюнул он, — если ты полевой агент, то пару раз должна была ей пользоваться. Вот почему никто не заподозрил замены. Фактически весь тот период в стране было два Ланвельда. Один — вот этот идиот, а второй для грязных делишек министерских крыс.