Мягкий всхлип страха донесся до меня как раз перед тем, как я закрыл дверь, и этот сочувствующий мудак, которого я думал, что только что убил, снова поднял свою разбитую голову.
Чёрт возьми.
Я вернулся в гостиную и обнаружил, что Фрэнки и Энцо завтракают у камина.
— Что случилось, брателло? — спросил Фрэнки, когда я зашел в комнату и встал перед камином, чтобы согреться. Холод подвала прилип ко мне, как прикосновение замерзших пальцев, а я пробыл там всего десять минут.
— Наша пленница умрет, если мы оставим ее в этом чертовом подвале, — мрачно сказал я. — Не удивлюсь, если у нее уже переохлаждение.
— Дерьмо, — ответил Фрэнки, ставя кофе на стол.
— Хорошо, — вмешался Энцо. — Она все равно обуза. Я говорю, что мы позволим ей умереть, а затем бросим ее в лес на съедение волкам… после того, как мы отрежем палец ее папе, конечно.
— Прекрати это дерьмо с пальцами, — рявкнул я. — Но если мы не придумаем для нее в ближайшее время альтернативный план, они все равно могут отморозиться.
— Что ж, тогда ей придется подняться в дом, — сказал Фрэнки так, будто это было чертовски просто.
— Мы никак не можем держать ее в доме взаперти, в каждой комнате есть окна со старыми дерьмовыми защелками. Она сбежит, как только мы заснем, — сказал я, в отчаянии потирая лицо ладонью.
— Значит, мы спим посменно и наблюдаем за ней, — предложил Фрэнки.
— Ты же знаешь, что я не ложусь спать поздно, — перебил Энцо. — А если я засну, а она убежит?
Я раздраженно вздохнул.
— Тогда нам придется приковать ее к кровати.
— Какая кровать? — спросил Энцо. — В этом доме все антикварное, она без особых проблем сможет ее разобрать, а если мы будем в другой комнате, то можем ее не услышать.
— Так что ты тогда предлагаешь? — спросил я, уже устав от этого разговора.
— Ей придется спать в одной постели с одним из нас, — ответил он с чертовски грязной улыбкой.
— Ты теперь превращаешься в насильника, Энцо? — Я зарычал, и он побледнел, как будто я ударил его.
— Отвали. Я не предлагаю, чтобы она была со мной. Я не тот, кто схватил ее, как призовую свинью на ярмарке, и привёз ее сюда. Так что ты застелай свою кровать, чтобы спать с ней. — Он посмотрел с насмешкой, отбрасывая свои волосы до подбородка с лица. Обычно он завязывал их в хвост, но я полагаю, что это было довольно сложно сделать, учитывая пулевое отверстие в бицепсе.
— Я не могу пустить ее в свою постель, — слабо запротестовал я, хотя сжатые челюсти Фрэнки говорили мне, что он тоже не собирается добровольно идти на это.
— Почему, черт возьми, нет, стронцо? — спросил Энцо.
— Потому что, если она будет спать в моей постели каждую ночь, она влюбится в меня, — пошутил я. — И это будет чертовски неловко, когда мне придется ее убить.
— Ты хочешь. Эта девушка скорее вырежет себе глаза, чем с любовью посмотрит в твои. — Фрэнки фыркнул от смеха.
— Пожалуйста. Я мог бы заставить ее влюбиться в меня в мгновение ока, если бы захотел. Разве ты никогда не слышал о стокгольмском синдроме? — Я скрестил руки на груди и уставился на них.
Энцо расхохотался.
— Я думаю, что он может это сделать, — сказал он, ухмыляясь Фрэнки. — Девушки всегда ведутся на его мудачество и его красивое лицо.
— У меня красивое лицо, — согласился я.
— В моей книжке у Красавицы нет щетины, — сказал Фрэнки, закатывая глаза. — Кроме того, у меня ямочки на щеках, так что если кто и милый брат, так это я.
— И это не придурок, — добавил я. — Я просто мудак.
— Принято к сведению. Девушкам почему-то это все еще нравится, — сказал Энцо, пожав плечами.