— Отпусти!
Она ахнула, когда он рванул её обратно на себя и повалил на каменный пол. Возможно, страх всё-таки подкрался и сделал всё слишком реальным, потому что, когда он заглянул ей в лицо, она боялась по-настоящему. Озиралась вокруг и видела, что все взгляды устремлены на них. И извивалась под ним всем телом, и рвалась из его рук — тоже по-настоящему. Взгляд её глаз вновь метнулся к нему, и ему показалось, что она вот-вот заплачет.
Пришло время для худшего. От этого его замутило. Он боролся с ней — не для того, чтобы сделать больно, а чтобы удержать на месте и вновь поговорить. С огромным трудом ему удалось прижать к полу её руки, и он разместился у неё между ног. Ненадолго опустил голову и дождался момента, когда губы вновь окажутся рядом с её ухом.
— Я не сделаю больно, Галадриэль, — прошептал он. — Прошу, поверь.
Он чуть отстранился и заглянул в её глаза. Как видно, она немного успокоилась, хотя всё ещё дрожала.
— Мне страшно, — призналась она, едва слышно выдыхая эти слова.
— Мне тоже, — шепнул он в ответ, — но боли я не причиню.
Он вновь наклонился к её уху, отпустил одно из запястий и просунул ладонь вниз между их телами.
— Разреши мне, — взмолился он ещё раз.
— Да, — выдавила из себя она.
Он задрал платье ровно на необходимую высоту, позаботившись, чтобы всё тело её было прикрыто и ни один зверь её не увидел. Освободился из штанов. Он был готов, но всё равно сделал пару быстрых движений рукой, чтобы справиться со смущением, что угрожало пересилить желание. И, когда разместил себя на её жарком входе, он снова прильнул своим лбом к её и посмотрел ей в глаза. Галадриэль, казалось, поразила интимность, к которой он стремился, но вот их губы приоткрылись, стоило ему толкнуться внутрь. Он входил медленно, и она задохнулась, а он тяжело выдохнул. Закрыл глаза и замер, заполнив её до упора.
Он не думал о глазах, что на них смотрели. Нашарил её руки, сплёл свои пальцы с её и крепко сжал. И, оперевшись на локти, начал двигаться. Она вздыхала на все лады, рвано и неровно, и то, что он не чувствовал её кожей нигде, кроме как внизу, похоже, лишь обостряло ощущения от контакта. В ней было тесно и очень тепло, а при толчках мышцы сжимали так, что из его горла вырвался мучительный стон. Саурон задвигался быстрее и жёстче, жаждая этим насладиться и в то же время желая закончить это как можно быстрее и избавить её от лишнего унижения.
Из толпы, что за ними наблюдала, летели смешки и похабное улюлюканье, и, стремясь выгнать это из головы, он стиснул руки Галадриэль сильнее и попытался сосредоточиться на ней, на её восхитительном жаре. Хотел поцеловать её, но это было невозможно — не здесь, не прямо сейчас. Он чувствовал, как она, будто не зная, как быть с ногами, то закидывала их ему за спину, то тут же роняла по бокам. Он ускорился ещё, стал входить до упора, и вот уже она ахала на каждом толчке. И тогда он понял, что ей хорошо. Что она этим наслаждается. Она дрожала, изнемогала. Закинула ноги ему на талию и толкнула в себя. И тогда он потерял над собой власть.
Он двигался в ней, и наконец ощущения от ударов слились в единое нестерпимое удовольствие. Он толкался вновь и вновь, задыхаясь, и тут она сжалась на нём и сотряслась в своём освобождении. Это лишь увлекло его дальше, заставило вбиваться жёстче, злее, пока спустя мгновение он не кончил и не рухнул на неё сверху.
Оба они лежали какое-то время в молчании. Всеобщий смех превратился в оглушительный гам. Саурон крепко зажмурился. Хотел было от неё оторваться, но понял, что лишь его тело прикрывает её, и лучше уж продолжать лежать.
— Хм-м, — снова прокатился глубокий рокот. — Так гораздо лучше, Майрон. Можете идти.
Разделение оказалось одновременно бесцеремонным и унизительным. Он отстранился, заправил себя в штаны, затем подтянул вниз подол изорванного платья, прикрывая её. Как во сне, встал с каменного пола. При этом он держал Галадриэль за руку, помогая подняться и ей.
Он не помнил обратный путь в покои — лишь то, как всё время держал её за руку и что на него навалилось несказанное онемение. Как только они вернулись, он вспомнил о высаженной двери, поднял её и небрежно приставил ко входу, чтобы создать хотя бы видимость личного пространства. Но какое личное пространство могло быть теперь, когда столь многие видели, как они с Галадриэль занимались тем, чем занимались? Пройдя пару шагов, он опустился на колени. Его тошнило. Желудок скрутило, он наклонился и исторг из себя то немногое, что съел за сегодня.
Краем сознания он различил удаляющиеся быстрые шаги, затем — их возвращение.
— Вот, выпей, — зазвучал её голос слева.
Чашку прижали к его губам, и он глотнул холодной воды. Он пил, чтобы избавиться от горечи во рту. Сквозь пелену в своём сознании он отметил, что она успокаивающе гладит его по волосам.