Он чуть приподнял девочку, чтобы ей было лучше видно. Та серьёзно молчала и не пыталась вывернуться. И всё равно Рейнард держал крепко, словно вовсе не хотел отпускать.
Снаружи осень не радовала своими видами, да и в самих серых коридорах солнечного света не хватало — долгожданные радость, покой и вера в лучшее казались особо хрупкими. А прикосновение успокаивало, рассеивало эти тревоги, побуждая самому стать сильнее. Он нужен не только брату, но и ей. Законнорожденный Гардог прижал девочку к себе, усадил на одно предплечье спиной к своему животу, придержал второй рукой. Сзади раздались шаги, и подросток уверенно оглянулся. Из поворота без особой спешки выходил Гантрам. Довольный, умиротворённый и впервые за месяц расслабленный. Тот выглядел помолодевшим, и мальчик улыбнулся своему наставнику.
— Тетешкаешься с ребёнком? — весело спросил взрослый, кивая на младенца. — Знаешь, вот ни за чтобы не подумал, что тебе это понравится, Рейнард.
— Это не ребёнок, это Кирса, — фыркнул его воспитанник и повернул к нему девочку, что желала взглянуть на пришедшего.
Ещё бы он с ребёнком стал возиться — ему, хоть и двенадцатилетнему и без этого есть чем заняться. Набрать той же воды, нарубить дров, раз Реджинальд распустил часть слуг. Нет, всё его внимание исходило от того появившегося без всякого спроса чувства. Малышка нахмурилась, взирая на мужчину. Видимо, пыталась вспомнить его лицо среди тех, что ей довелось увидеть за последнюю неделю. Уже неделю как в замке началась новая жизнь.
Учитель же удивлённо изломил бровь и не спешил с ответом. Его светло-карие глаза сделались серьёзными. И мальчик понял, что тот хочет обсудить нечто, связанное с этим. Особых препятствий этому не видел. Коридор, как и комнаты вокруг них пусты. Никого вокруг кроме тишины. Остававшиеся слуги работали внизу, Реджинальд и Ксара уединились наверху. Он это знал, потому что сам выкроил подходящий момент, зашёл к девушке и спросил можно ли ему посидеть с ребёнком, предлагая ей отдохнуть. Она с благодарностью согласилась, наказала приносить ей Кирсу, если та расплачется, и пошла к брату, у коего ну как раз выдался небольшой перерыв в хлопотах. А Корбл наверняка занят у себя делами по замку или же своими детьми — у него их было уже двое: дочь и сын; или же женой. Поэтому подросток даже не испытал тревоги, когда его дядька наконец-то раскрыл рот, ведь тут их только трое. И один из них ещё несколько лет не научится говорить, чтобы делиться секретами.
— Не ребёнок, говоришь, — задумчиво произнёс Гантрам и кивнул чему-то своему. — Рейнард, как ты тогда узнал, что это дочь? Магия, я понимаю, но я ни разу не видел тебя удивлённым настолько. А ты уже прекрасно представляешь, откуда берутся дети. И для тебя не было секретом, чем Реджинальд и Ксара занимаются. Что тебя так удивило?
Маленький лорд хмыкнул — наставник слишком хорошо его знает и всегда обращает внимание на тонкости в поведении. Рано или поздно тот сам обо всём неизбежно догадается, особенно когда Кирса станет постарше. Но ему-то он мог доверять, точно так же, как доверял и всё прочее.
Хоть и мысленно собраться на признание было нелегко. Да что там, даже чётко и безжалостно произнести про себя простую, неправильную истину очень трудно. Рейнард пристально взглянул на Гантрама, не мигая серыми глазами, принялся качать заскучавшего младенца, что с радостью принялся раскачиваться такт.
— Обещай, что никому не скажешь, — серьёзно потребовал он, и эта особая важность заставила старшего прищуриться в раздумье.
Проходящие минуты молчания придавали ребёнку уверенности в том, что если учитель согласится, то слова своего не нарушит. Даже если и захочет через пару фраз побиться головой о стену, выхватить у него малышку, подняться к Реджинальду и пресечь общение двух малолетних родственников на корню. И всё же, наследник рода Гардог ощущал волнение и тревогу — всё это слишком сложно для него самого. Гантрам кивнул:
— Я обещаю, Ардо, — он подошёл ближе и присел к ним на корточки. — Расскажи. Между нами секретов быть не может. Ты можешь мне доверять.
— Эта девушка создана для меня, — проговорил мальчик, не чувствуя губ и языка, лишь участившееся сердце биение. — Она моя, как и я её.
Определённо, вытянувшееся лицо наставница запечалится в его памяти.
Гантрам ошарашенно уставился на него, приоткрыв рот. Потом на лице отразились попытки мышления, осмысление, промелькнуло и взрослое, нешуточное беспокойство.