— Я прощу прощения, если оскорбил вас, но я сказал правду. Миссис Поттер мне никто.
В возникшей тишине повелитель отложил записи, которые просматривал, и, сцепив руки в замок, уставился на Северуса тяжёлым взглядом, полным недоверия.
— Посмотри мне в глаза, Северус.
Он подчинился, сняв окклюментативные щиты с разума, и ожившие воспоминания последних дней с неожиданной остротой засияли в подсознании. До смерти перепуганный Поттер и белая, как полотно Лили, собственный ужас, боль от скорой потери, безысходность, а затем — шок от признания Лили. Калейдоскоп картинок оборвался на том самом моменте, когда Поттер вместе с телом жены аппарировал из Паучьего тупика, но чувства, которые Северус пережил тогда, никуда не делись. Притупившиеся за дни беспробудного пьянства в изначально обречённой на провал попытке забыть, они полыхали с новой силой. Как будто всё случилось снова, и Лили после часов мучений только что умерла, оставив его наедине со своим признанием.
— Я принимаю твои извинения, — медленно, будто до последнего сомневаясь, произнёс повелитель. — Однако это в первый и последний раз.
— Спа-спасибо. Спасибо за снисхождение. Я не подведу.
Милорд резко кивнул в сторону дверей, давая понять, что аудиенция закончена. Северус попытался ещё сказать, что немедленно займётся зельем, но тот глубоко задумался о чём-то своём и словно не услышал.
За пределами гостиной обнаружился домовик, который тут же схватил Северуса за руку и переместил в покои Люциуса. Тот, нервно вышагивавший по комнате, остановился прямо посередине и взволнованно спросил:
— Успокоительного? Обезболивающего?
— Н-нет. — Северус буквально рухнул в кресло, которое ему придвинул домовой эльф. Ноги тряслись и не держали, а грудную клетку на части рвала острейшая, пронзительная боль. Он только что вновь прошёл через ад. Вот какое наказание выбрал для него милорд.
— Минки! Коньяка нам обоим.
— Мне не нужно. Я спиртное видеть не могу.
— Тогда кофе, Минки.
Домовик шустро вернулся с напитками, но Северус довольно долго просто смотрел на изящную чашку, не притрагиваясь к ней. Люциус пил молча, не навязывался, а ждал.
Наверное, стоило выговориться. По магловскому телевизору, когда прибор ещё работал, твердили, что если излить кому-то наболевшее, то станет легче. Каким образом? Лучшие, надёжнейшие ментальные техники не помогали погасить воспоминания, а обычная беседа поможет? Смешно. С другой стороны, если бы Северус и решился с кем-то поговорить, то именно с Люциусом. Последние годы и частые недомогания Нарциссы во время беременности стёрли различия между ними и в статусе крови, и в финансовом положении. Сочувствие Люциуса Северус смог бы принять без ущерба для гордости, но рассказать неприглядную правду о Лили, о том, каким слепым идиотом он был… хватит ли сил?
— Я велел приготовить гостевые комнаты, — в конце концов, друг заговорил первым. — Домой я тебя не отпущу, Север, уж прости. Ты выглядишь ужасно. Пил всё это время? Ты же говорил, что с твоей наследственностью алкоголь надо десятой дорогой обходить.
— Я хотел забыть. Понимаешь? Забыть. До сих пор хочу, но пить уже не могу. Чем больше пьёшь, тем быстрее засыпаешь, а там — она.
И если бы во сне Лили оставалась живой и не открывала свои тайны. Нет, кошмары возвращали его в ту страшную ночь, заставляя вновь и вновь вспоминать, что было сказано, сделано, а что не сделано. Лили перед смертью молила о прощении, а Северус отказал ей в этом. Поддался эмоциям, гневу и шоку, хотел отомстить, наказать, сделать Лили так же больно, как и она ему… Теперь уже ничего нельзя было исправить.