— Все равно, мне жаль, Бруно. — Ее голос мягкий и нежный.
— Я просто благодарен, что ты переобулась в эти тапочки.
— Потому что так я не ткну тебя каблуком в глаз?
Я усмехаюсь.
— Нет, потому что я небольшой поклонник этой конкретной формы обуви.
— Не можешь справиться с деловой женщиной в эффектном наряде?
— Я прекрасно справляюсь с деловыми женщинами. Но сомневаюсь, что высокие каблуки особенно удобны.
— О, точно. Ты же видел, что они сделали с моими ногами.
Я вздыхаю, потому что мое отвращение к высоким каблукам больше связано с моей бывшей и ее властными играми, чем с чем-либо еще, но не хочу втягивать Мэлони в этот разговор.
— В любом случае, если тебе нужно одолжить чашку сахара, я буду здесь еще несколько недель, — говорю я, уходя от щекотливой темы ног.
— Я приняла тебя за парня с приправами и остатками еды в холодильнике. А у тебя даже сахар есть в кладовке? Я впечатлена.
Я щелкаю языком.
— Вообще-то, ты меня раскусила. Там может быть лишь пакетик соевого соуса.
— Ну, если проголодаешься или тебе понадобится сахар, то ты знаешь, где меня найти. Хотя, не могу обещать, что живность, живущая со мной, не доберется до содержимого моих шкафов первой. Я все время нахожу желуди.
Я хихикаю, надеясь, что она шутит. С другой стороны, это Акорн-лейн[7], и, учитывая состояние этих квартир, то может и не шутит.
— Ты говорила, что твой отец любит Хоук-Ридж-Холлоу, но ты никогда здесь не была? — тихо спрашиваю я, чувствуя себя уверенно из-за окружающей ночи и того, что мы больше не в офисе.
— Да, он приезжал сюда, когда был молодым. Ему здесь нравилось. Он ушел из жизни, когда я была ребенком. Погиб во время службы.
Мое сердце болит за нее.
— Боже, мне очень жаль, Глория.
— Мои воспоминания о нем довольно туманны, но он мой герой. И моего брата тоже.
— Похоже, он был хорошим человеком.
— Самым лучшим. Думаю, он счастлив, что я здесь. — Она смотрит в окно. — Хотя, папа, если бы ты мог что-то сделать с моим жильем, я была бы тебе очень благодарна. Мне не нужно, чтобы Доминик пришел сюда, выбил дверь, перекинул меня через плечо и унес, потому что «эти условия жизни не подходят ни для женщины, ни для зверя». — Она понижает голос на несколько октав, подражая голосу парня.
— Я ошибаюсь или такое уже случалось?
— В колледже. Это было унизительно, но он был прав.
Я вспоминаю, как ее выражение лица стало грустным при упоминании о том, что ее бывший не одобряет ее тапочки.
— Звучит как настоящий придурок.
Она нахмурилась.
— Кто, мой брат?
— О, я думал, Доминик — твой бывший.
— Нет. Коул — мой бывший. Доминик — мой старший брат-полицейский. — На этом она выходит из грузовика, и мы идем к двери.
— Хорошо. Потому что на секунду я подумал, что мне придется выследить этого парня, выбить его дверь и избить его…
— Этой ногой? — спрашивает Глория, поддразнивая.
— Этой ногой.
Снег все еще падает, и небо — серое покрывало в свете прожекторов во дворе, когда мы выходим из грузовика.
— Кстати, спасибо, что привезла меня домой. Ты отлично справилась с дорогами, — говорю я, стараясь не отставать. Глория как будто пытается убежать от упоминания о своем бывшем парне… или от меня.
Она резко останавливается и поворачивается. Я чуть не врезаюсь в нее и хватаю ее плечи. И борюсь с желанием заключить ее в объятия.
У нее перехватывает дыхание, и она слегка смягчается.
— Сомневался во мне?
— Ну, ты не была особенно грациозной раньше. — С теплой улыбкой я указываю с ее ног, обутых в туфли на высоком каблуке, на свои.
Она поднимает подбородок.