– Могу заверить, что сейчас ты на чудовище совершенно не похож, - Никкаль попыталась приободрить своего собеседника, но кажется, вышло плохо, он только еще больше нахмурился, - посмотри на Мёрфи. Тоже древнее создание Хаоса, и тем не менее, нашел свое счастье, Артемида его любит, как и он ее, и их совершенно не волнует, кто и что думает по этому поводу.
– А ты бы так смогла? – Никкаль стало неловко от внезапно пронзившего ее взгляда. Казалось, Кингу пытается разглядеть ответ на свой вопрос прямо у неё в душе.
– Смогла бы, – она не сомневалась ни на секунду после разговора с их новой подругой. Теперь Никкаль совершенно другими глазами посмотрела и на Цербера, и на самого Кингу, втайне размышляя, каким его облик был на самом деле.
– Ты пытаешься сказать мне то, что я хотел бы, на твой взгляд, услышать? – за каменным лицом Кингу трудно было понять, с какими эмоциями он это спрашивает, но внутренне Никкаль ощутила, что ему и правда важно знать ответ на свой вопрос, а потому собралась с силами.
– Нет, тебе нужна правда, я ее говорю. Ты можешь сколько угодно убеждать меня в том, какой ты жуткий, кто бы ты ни был, вот только мне все равно. Сейчас я вижу перед собой тебя, таким, каким узнала за то время, что мы знакомы. Не фигуру из легенд, не жуткого воина Тиамат, а тебя. И я не боюсь, но переживаю за то, каким себя видишь ты, – Кингу молча смотрел ей в глаза, не смея перебивать, и Никкаль продолжала, – Артемида счастлива, потому что любит и любима, она принимает Мёрфи в каждом из его обликов, но ты почему-то решил, что раз ты весь такой ужасный, то никто и близко к тебе не подойдет.
– Потому что так и было всю мою жизнь, – практически прорычал Кингу, отчеканивая последние три слова, – ты не знаешь о том, кто я такой, и так уверенно говоришь, что могла бы принять чудовище. Но стоит мне превратиться, тут же сбежишь, потому что таковы инстинкты: когда страшно — нужно уходить!
Никкаль не могла поверить, что ее речь вывела из себя такого уравновешенного обычно Кингу. Его глаза метали молнии, окрасившись в неестественно янтарный оттенок, а по рукам начал клубиться темный дым. Он тут же это заметил и встряхнул кистями, закрывая глаза.
– Так превратись, покажи мне, – едва слышно пробормотала Никки, пытаясь успокоить собственное сердцебиение. Видела, как Кингу с силой сжимал кулаки, пока не побелели костяшки, но не решалась сделать шаг вперед.
– Артемида не оценит, если мы уничтожим ее Обитель, – Кингу глубоко вздохнул, зажмурившись, – прости меня. Я не хотел срываться. Будет лучше, если ты все же попросишь себе отдельную комнату.
– Я никуда не уйду, – покачала головой Никкаль, и все-таки протянула руку, чтобы коснуться сжатого кулака. Все мышцы под ее руками напряглись еще больше, но она смело подняла голову, встречая пристальный взгляд.
– Отойди, – прохрипел он, – или я тебя сейчас…
– Ударишь? – хмыкнула Никкаль.
– Нет. Поцелую.
Кингу не улыбнулся, ни на секунду не отвел глаза, не шевельнул ни единым мускулом, поэтому Никки даже задумалась, шутит он или нет, а после приподнялась на носочках, чтобы так нежно, насколько вообще способна, прижаться к его губам и замереть, ожидая ответа. Около минуты она стояла, будто перед статуей, безмолвной, недвижимой, но в момент, когда уже приготовилась отодвинуться и действительно пойти к Артемиде, ее прижали сильные руки, а губы тут же накрыло требовательным поцелуем. В нем не было нежности, только отчаяние и боль, вся, что копилась долгие сотни лет в душе, и Кингу делился с ней.