Она сказала «Волдеморт». И все. Грейнджер сказала «Волдеморт», и в ту же секунду, как ее язык вывел последний звук, мир Драко взорвался. За пару минут, что показались часом, он добрался до комнаты, ее комнаты, и заперся. Если Грейнджер что-то и сказала или сделала, он не услышал. Осталось лишь море образов, что накрывали с головой и, поймав в поток, утягивали вниз, вниз, вниз.
Словно сам Волдеморт восстал и проклял его. Боль оглушала, и за горящими веками проступали лишь воспоминания. Они наскакивали друг на друга, смешивались, ударяли по вискам. Лето, шестой курс, ночь на башне, другое лето, седьмой курс, Битва за Хогвартс. Каждая ошибка, каждый провал, каждый вынужденный шаг затмевали другие мысли и воспоминания.
Заполоняли его самого, и Драко переживал те годы заново, и
кровьсмехВолдемортаГрязно
кровкиГрязнокровкиплачутДамблдорраскручивающийсятрупПоттерраздутыйГрейнджеркричитСнейптрупыдергаютсяподегопалочкой. Драко втянул воздух — грудь раздирал стон. Крэббкрикипламякрасноегорячеекрасноеглазанасилиедракарукипросьбамольбапожалуйста. Он сложился, свернулся клубком, вцепился в голову. Теланаземле
кровьботинкикровькраснаястукпополуДамблдорнафонетемногонебаХогвартсгоритдрожатрукиломаютсякостивнезапнаятишина.
Пятнадцать
Той ночью, не прошло и месяца со дня пятнадцатого дня рождения, произошли два события, которые потрясли Драко. Первое приблизило к пониманию смерти, ведь он смутно знал неподвижно лежащего парня и видел, как убивается его отец. Второе приблизило Драко к собственной смерти и навсегда изменило направление его жизни и личность. Седрик Диггори умер, а Лорд Волдеморт вернулся.
Драко услышал громкий вздох и тут же все понял. Иногда просто выходит, что ты человек из той категории, у кого мысли о том, что хуже уже не будет, означают совершенно обратное – и ты это знаешь. Знаешь от и до, потому что пережил каждую секунду. Но этот день не заканчивался остывшим ужином, когда тебе уже все равно и ты сверлишь взглядом курицу, но все же ешь. Нет, этот день был из тех, что заканчиваются катастрофой. Из тех, что заканчиваются в мгновения перед сном, когда ты думаешь: «Еще минутка, и жизнь наладится», но свеча опрокидывается и поджигает тебе постель. Этот день был именно таким.
Драко замер, занеся ногу над ступенькой, а потом тихо опустил на деревянную поверхность. Он опирался на перила, чтобы не свалиться, и скорее тащился, чем поднимался из-за слабости и истощения. Но в крови вскипел адреналин, Драко выпрямился, вцепившись в поручень: головокружение прошло, и мысли прояснились. На второй план отошло все: от собственного дыхания до выматывающей боли в голове и намерения добраться до зелья. Значение имели лишь звуки, что донесутся от Грейнджер.
Послышался щелчок, и Драко медленно выдохнул. Один, два, тр-четыре удара сердца, и пол под ее ногой скрипнул. Второй раз — и адреналин в крови подскочил, а Драко бросился вверх по лестнице. Он не знал, когда она побежала, но Грейнджер уже была у дверей, когда он пересек маскировку, ощутив лишь покалывание магии вместо разряда.
Влетев плечом в стену, Драко побежал дальше; сердце подскочило до горла, перекрывая воздух. Оно бешено стучало о ребра, пульсом отдаваясь в висках. Она не могла с ним так поступить. Не сейчас. Не тогда, когда голова была забита всем этим дерьмом, и прошлым, и тем, что он наделал. Не тогда, когда он во всем сомневался и не отвечал за себя. Не сейчас, не сейчас, сразу после приступа, что устроила ему голова.
Чуть не проскользив мимо, Драко затормозил перед дверью и вытащил палочку. Грейнджер бежала, за спиной болтались кудряшки, и он послал заклинание.
— Остолбеней!