— Это не несчастный случай, когда кто-то целенаправленно накладывает…
— …и бальзам, стало даже лучше прежнего. Нельзя из-за этого называть меня мазох…
— …проблема, которую ничего не реш… а, так ты не мазохистка, ты просто героиня, которая…
— …проблемы. Хорошо, когда твоя работа может помочь другим. Она не делает тебя героем, просто…
— У вас у всех тут комплекс. Есть о чем беспокоиться. Вы слишком много времени провели…
— О себе побеспокойся. Если есть возможность, то почему не помочь? Правда, это же…
— …горбом, квартирой, заваленной книгами, и списком спасенных, которых и не вспомнишь. А Поттер…
— …полысеешь, лицо станет угрюмым и таким очень, очень сморщенным, и, наверное, будешь хромать. Не знаю почему, но точно будешь. Как возмездие за то, что пинал котят, эльфов…
— …станет помогать соседям, или спасать детишек от бесконтрольной магии, или устроится в Хогвартс, чтобы предотвращать школьные хулиганства. В пятьдесят ему останется разве что нарезать старикам мясо, они будут провозглашать его героем, а он себя — «всего лишь человеком».
Ища ответ, Грейнджер молча пожевала губами. Драко наблюдал за сменой выражений на ее лице. Уловив искру смеха, он победно ухмыльнулся.
— Ты невыносим! — выкрикнула Грейнджер, но глаза у нее горели, а губы дрожали, так и норовя расползтись в улыбке. — А улыбаюсь я потому, что вообразила эту дурацкую картину, а не потому, что ты прав.
— Конечно.
— Конечно. Я же всегда права.
— Кроме вчерашнего случая, когда ты сказала…
— Нет, — выставила руку Грейнджер, — я уже объяснила, что формулировка вышла случайной…
— …неделе, когда ты… А, точно, случайная формулировка. Тогда надеюсь, твое заявление, что ты всегда права, тоже вышло случайным, иначе ты окажешься неправа.
— Нет, это было совершенно точное, целенаправленное заявление, и с этого момента ты можешь считать его фактом.
Драко хмыкнул, рассматривая выражение ее лица, которое можно было принять за серьезное, если бы не подрагивающие губы. Грейнджер бывала предельно серьезна, только когда отстаивала права тех, кто не мог постоять за себя, и поэтому от нее всегда исходило некое сияние.
Она светила и светилась, словно в груди у нее свободно жило маленькое солнце. Притяжению к ней невозможно было противиться, ведь все живые существа стремились к свету: либо принять его, либо выступить против. Невозможно было удержаться и не протянуть руку, касаясь гладкой кожи подушечками пальцев, обводя щеку. Драко не собирался этого делать, так просто случилось, как случалось все, что затрагивало одновременно их обоих. Грейнджер качнулась вперед, он повторил ее движение. Ее улыбка поблекла, Гермиона шепотом снова назвала его невыносимым.
Он не собирался ее целовать. Никогда в жизни не собирался. Но Драко поцеловал, а затем обвил рукой талию и притянул Грейнджер к себе. И когда ее пальцы невесомо коснулись щек, а затем скользнули в волосы, то самое солнце свободно проникло ему в грудь, светя почти так же ярко.
()
На стол перепорхнули два листа пергамента и тонкая папка. Гермиона вопросительно взглянула на Финка и, открыв папку, быстро просмотрела документы.
— Дело Мэррироуза, под прикрытием бизнеса забирали деньги из ячеек преступников, потом переправляли в заграничные банки.
— Да, но…
— В других бумагах допрос свидетеля. А это… это же Малфой?
Гермиона взяла протянутое изображение, на котором Драко, посмотрев в пол, поднимал голову. Он злился, яркие глаза выделялись на фоне темной тюремной одежды и грязного камня, но за фасадом агрессии прятался всепоглощающий страх.
— Малфой.
— Паразит.
Гермиона с трудом оторвала взгляд от колдографии — перед лицом оказался флакон с крутящимся внутри туманным воспоминанием.
— Что?