За дверью разразился ливень, отсекая путь к отступлению. Может, это было и к лучшему.
— Что-то случилось? — Сэм оторвался от монитора, замечая на моем лице что-то такое, чего я не чувствовала, — Лина?
Я дернулась, поняв, что все еще сжимаю в руке конверт, впитавший несколько капель дождя. Выдавила из себя улыбку, скидывая плащ на спинку стула. Братья смотрели на меня, и это начинало раздражать. Неужели я и, правда, выгляжу не так? Потянулась к лицу, проверить щеки, но они были сухие.
Мир шел именно так, как и раньше, только одна я продолжала сидеть на стуле, комкая конверт. В моей руке появился стакан дешевого виски, и я благодарно кивнула Дину, выпив его до дна. Резкий вкус привел меня в чувство, разгоняя по венам заледеневшую кровь.
— Спасибо, — я вытерла рот, ставя бокал на стол.
Дин сел напротив, развернув стул. Ничего больше не останавливало меня от правды, я могла свободно все рассказать им. Они не были теми, кто бы использовал это против меня, мне хотелось в это верить. У них не было таких возможностей, чтобы стать источником слухов, сплетен и новых статей в желтых газетах закрытого общества. Они были свободными охотниками, теми, кто видел меня, а не образ, выдрессированный матерью.
Старший охотник прочистил горло, смотря на меня, как на готовую взорваться бомбу.
— Если не хочешь, можешь не говорить, но…
— У меня мать умерла.
В легких кончился весь воздух, словно сами это слова, произнесенный вслух, лишили его. Я задыхалась, руки тряслись, пока я спешно наливала себе новый бокал. В комнате повисло молчание, нарушаемое только моими рваными глотками. Сэм опустил крышку ноутбука, и я знала, что стоит мне только показать, что мне нужно сочувствие, как я его получу. Но нужно ли оно мне было?
— Когда? — вероятно, Дин не хотел, чтобы его деловой настрой мне помог, но это случилось и все словно бы и происходило не со мной.
— Вчера, — пожала плечами, откидываясь на жесткую спинку стула, — я узнала только что. Она была отменной охотницей и прожила в целом неплохую жизнь.
— Мне жаль, — Дин все еще продолжал смотреть на меня напряженно, и мне стало интересно, что же его так волнует, — когда похороны?
— Полагаю, похороны будут через пять дней, — алкоголь развязал мне язык, и если бы меня спросили хоть о чем-то, я, наверное, во всем бы призналась, что пугало, — это такая семейная традиция. Чтобы все, кто хочет попрощаться успел приехать. Да и завещания у нас принято оглашать до того, как тело пустят в яму.
Я замолчала, откинув голову наверх, разглядывая трещину на потолке. Может быть, зря Кастиэль меня исцелил, и боль физическая была бы хоть какой-то заменой боли, которую я не чувствовала? Мир перевернулся. Казалось, она будет жить всегда, вечно все контролировать и терроризировать своих детей, пока бы мы объединялись против неё, держась сомкнутым строем против неё.
Она не была хорошей матерью. На самом деле куда большей матерью для меня была наша кухарка, Мария Викторовна. Я положила конверт на стол, не в силах больше его держать.
— Это? — Сэм кивнул на него, — это что, русский?
Я быстро посмотрела на Дина, который даже не вздрогнул. Неужели он ничего не сказал? По его лицу невозможно было ничего понять. Сердце пропустило удар, руки вспотели. Как последняя трусиха я надеялась, что он все расскажет и мне придется иметь дело с последствиями, но если он решил сохранить все в тайне…
Это было куда приятнее, чем я могла себе представить. Я не хотела думать, что это может значить для меня, и как это расценивать. Не хотелось, как последней идиотке пускать слюни на то, что хороший поступок может значить нечто большее. Иногда что-то хорошее, это просто хорошее и ничего больше. Я глубоко вдохнула, смирившись со всей иронией визита сестры. Он перечеркивал все, что я обрела за последние четыре года.
Если Дин решил ничего не говорить, то я ему подыграю.
— Да, — во рту пересохло, но очередной стакан не сделал бы лучше, — на самом деле, все куда сложнее. Вы уже знаете про хранителей знаний. Так вот, я четыре года работала на них, находясь здесь под прикрытием.