Треск проектора в тишине казался оглушающим. Лесли чувствовала, как на неё смотрят, как касается раненой шеи призрачная рука. Она смотрела на очертания громоздкой тени на полу. Существо было прямо за их спинами, но стоило ей повернуться голову, как её встретило пустое изображение. Оно ушло.
В дверь что-то влетело, но та, удерживаемая потусторонними силами, не спешила поддаваться, отрезая Лесли и Маркуса от необходимой подмоги. Она повела плечами, пробуя боль на вкус, проверяя как далеко сможет пройти. Получилось не особо, но твердо стоять на ногах все еще получалось. Дверь вновь содрогнулась, со стены посыпалась штукатурка.
— Кто вас заставил? — в самостоятельность детей, незнакомых друг с другом в жизни не верилось, да и без этого, она надеялась, что как и большинство мертвецов, они были любителями поболтать о своей судьбе, — Вы детишки не похожи на гениев преступной мысли…
Лесли ждала. Проглотят ли они наживку, расскажут ли о том, кто сделал это с ними. Несчастными они не выглядели, на бледных лицах застыли маски довольного высокомерия. Конечно, злить их было плохой идеей, но она не могла допустить, чтобы те переключились на остальных жильцов дома. Ей бы только времени побольше, она точно знала, что дверь не будет долго сопротивляться. Конструкция не та, и никакие силы извне не сделают из дряхлой двери бетонную преграду.
— Но тебя провели, — хохотнул мальчик в кепке, а Лесли пришлось бороться с желанием закатить глаза, — ты просто очередная взрослая, ничего не понимающая.
— Нет! — Маркус дернулся вперед, и она испугалась что он вырвется вперед, — вы не тронете никого. Я не хочу больше смотреть ваши видео! С меня хватит!
— Так нельзя, — запротестовала девочка в розовом, выставляя вперед руки, прося того успокоиться, — его злить нельзя. И мы не злим, мы хотим быть лучше, порадовать его.
— Кого? — наверху послышались крики родителей, наконец проснувшихся от шума, — кого вы хотите порадовать?
Малышня вскинули головы и бросились в рассыпную, исчезая в пыльных стенах. Лесли обдало холодом, и чьи-то пальцы прошлись по шее. Совсем как тогда на кухне. Развернувшись, полоснула ножом, но вокруг была лишь пустота. Пленка кончилась и проектор лишь трещал, белым квадратом освещая грязную стену.
Дверь наконец распахнулась. Лесли прижала к себе брата, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Он был цел. Дин быстро спустился, осматривая каждый уголок. На немой вопрос мотнула головой. Пусто. Здесь было пусто. Она крепко держала брата, боясь, что тот просто исчезнет подобно остальным детям, которых никто не спас.
Мужчина ничего не сказал, только помог трясущемуся мальчику подняться по сломанной лестнице. Охотники действовали слажено, словно работали вместе много лет. Они быстро высыпали в дверных проемах гостиной соль. Порой, как сейчас, она едва ли не молилась на огромный багажник Импалы, в котором было все. Лесли немного покачивало, но по заведённому порядку: сначала было дело, а потом раны, игнорируя Винчестера, который так и норовил проверить её состояние.
Дин принес сумку с оружием, закинув её около кресла. Лесли вытащила из постели Лукаса, дав ему наушники, надеясь, что тот сможет уснуть и здесь. Он сонно оглядывался по сторонам, ничего не понимая, пока она была готова разрыдаться от того, что она делала, того, что ей нужно было сделать. Ситуация больше не позволяла быть беззаботной. Пока родители суетились вокруг бледного как полотно Маркуса, мужчина оттащил её в угол комнаты, и уже не спрашивая разрешения принялся, осторожно ощупывать спину, пересчитывая ребра.
— Это дети, — Лесли сжала челюсть, стараясь не показывать, как сильно болели бока, — Они хотели, чтобы Маркус сделал то же самое. Вот как он все проворачивал, просто брал детей.
Мужчина согласно кивнул.
— Из дома их выводить нельзя, но если это нечто уже знает, кто мы и что собираемся делать, то дело дрянь, — он сжал её плечо, давая понять, что все нормально, и не в первой бывать в таких ситуациях. Дин хотел, чтобы Лесли знала, что он рядом, но она это и так знала, готовая доверить свою жизнь в его руки. Даже больше. Она доверяла ему свою семью.
Спина все еще болела, и под пристальным взглядом, выпила несколько капсул сильного обезболивающего. Лесли не нужно было спрашивать, чтобы знать, что охотник недоволен её состоянием. Он следил за каждым её движением, за каждой неосторожной гримасой боли. О ней мало кто заботился последние годы, после смерти её наставницы и подруги, она избегала таких тесных контактов. Она не любила чужую жалость, чувствовать себя слабой больше, чем обычно.
Сказать, что все были на взводе, это значило ничего не сказать. Мать осушила залпом две рюмки коньяка, пока отец скрестив руки на груди, скептически просил еще раз пояснить что это было. Отпираться было глупо и опасно, и Маркус не унимался, наперебой рассказывая, как вот уже несколько ночей подряд его заставляли смотреть на убийства давно погибшие дети.