Конь заржал и толкнул в плечо носом. И они пошли.
Пошли медленно, оглядываясь по сторонам. Маки гуще и гуще. Настоящие поля. Широкий алый ковер. Тисы, сосны и кадры мрачно высятся по сторонам, подобно стражам. Нависают над головами. Давят. Соловьи поют, но в их пении тоже чудятся печальные нотки.
Туман все гуще. Ивы полощут в озерах длинные косы. От сладких запахов все сильнее кружится голова. Лехтэ вздрагивает, прогоняет дурман. Хочется вдохнуть полной грудью. Но воздух не свеж, нет. Он напоен запахами.
Сумрак сгущался, наползал тяжелым, бархатным покрывалом, и Лехтэ никак не могла понять, как давно она идет. Сколько времени?
В просветах тумана видны фигуры. Не эльдар, нет. Прозрачные духи. Они танцуют, поют, будто стремясь перепеть соловьев. Сурэ жмется к ней, и Лехтэ поглаживает коня.
— Все хорошо…
А сама так ли сильно уверена в этом?
Как же страшно. Она прибавляет шаг. Уже почти бежит. Остаются позади светлячки, яркие звезды, спрятанные Вардой на дне озер. Все это сейчас не привлекает Лехтэ.
Сурэ спешит за своей хозяйкой, тревожно всхрапывая.
Раздвигаются кусты, Лехтэ вздрагивает и видит, как на поляну выходит медведь.
Раздается крик. Чей же он? Кто кричит? Неужели она?
Тут нога ее цепляется за некстати подвернувшийся камень, и Лехтэ падает. Лежит, не шевелясь. Медведь подходит, обнюхивает ее, встает на задние лапы. Подает руку.
Лехтэ даже головой тряхнула, чтоб отогнать наваждение. Ну какую руку? Лапу, конечно же. Просто лапу. Ухватившись, она поднялась и сказала:
— Спасибо.
Медведь склонил голову, лизнул в нос и ушел. Вот так вот.
— Идем, Сурэ, — позвала она.
Из туманов Лориэна вырвались уже под вечер. С западного края наползала заря, а путь их меж тем еще не был кончен. И надо бы отдохнуть. Недолго. Хоть полчаса.
Отойдя подальше, Лехтэ отпустила коня пастись, а сама упала в траву и смотрела на небо, где постепенно одна за другой зажигались звезды.
Интересно, как там Нуменор? Подошли ли к берегу уже их мрачные корабли, или в пути еще? Кто б сказал…
А впрочем, не все ли равно. У нее сейчас есть дела поважнее.
***
До сих пор она никогда не обращалась к Намо с подобной просьбой — пустить ее повидаться с мужем. Просто приходила и стояла, глядя на стены. Высокие, мрачные стены, что прячут того, кто ей так дорог.
Он ей дорог. А она ему? Что думает о ней Атаринкэ, пребывая там, за гранью жизни? О чем думает? Что вспоминает?
Вспоминает ли, как был счастлив, пока черная тень не наползла на Аман, закрыв небо, погасив свет и украв у них у всех будущее?