«Ну, не иначе судьба».
Нат осторожно заглянула в внутрь, пытаясь отыскать его взглядом, но чувства ее не обманули, комната была абсолютно пустой. Осторожно прикрыв за собой дверь, Нат вошла, пытаясь по-быстрому отыскать так нужный ей предмет. Но, поддавшись искушению, практически сразу забыла про него. Она подошла к его столу, к которому было запрещено подходить под страхом «страшной смерти». Вообще, его кабинет был святая святых, он держал его в ревностной неприкосновенности. Ей всегда было интересно, что же он там прячет? Может быть себя? По телу пробежал холодок от возможного разоблачения.
«Черт возьми, ты вторглась на чужую территорию, дорогуша. Если он тебя застукает, башку тебе откусит», — пытался призвать ее к благоразумию внутренний голос.
Кабинет был довольно аскетичный, как собственно и он сам: строгий, колкий, жесткий, никаких полутонов. И только она смутно догадывалась каким он бывает, если застать его врасплох пониманием, обезоружить откровением, или не испугавшись его порывистой жесткости, протянуть ему руку помощи. Будто маленькую награду он выдает ей по крупицам свою нежность, свою боль, свою безвозвратную потерю. А она бережно собирает их, чтобы сложить пазл под названием «Северус Снейп». Натали подошла к его столу и провела по нему кончиками пальцев, лаская его поверхность, как тело любовника. Прикрыв глаза, она представила, как Северус сидит здесь часами. Проверяет работы учеников, морщится произнося себе под нос: «сборище недоумков», вздыхает, откладывает, берет другую и читает внимательно, по-другому не может. Он дает им такое сокровище – знание, а они отмахиваются от него бездарными эссе. От чтения устают глаза, и он трет пальцами переносицу. Потом встает подходит к полкам с книгами, которые занимают практически все стены кабинета до самого потолка. Долго смотрит, шаря взглядом по корешкам, будто выбирает себе шлюху на ночь. Внимательно оглядывая и, прочитав название, прикрывает глаза, как бы советуясь с собой, какого именно знания он хочет сегодня. Услышав отклик в душе, берет книгу, лаская указательным пальцем корешок, оглаживая оттиск букв. Садится в кресло у стола. Сразу видно, что он проводит в нем большую часть времени, получая удовольствие или злясь на бездарность, но все же это то, что он любит, это расслабляет его, даря ощущение комфорта. Нат открывает глаза, изучающе смотрит на кресло и ласкает, проводя ладонью по его мягким бархатным подлокотникам и спинке. Будто Снейп и сейчас сидит в нем, и она ласкает его сильные руки. Улыбнувшись такому откровению, она подходит к книжным полкам, пытаясь, как и он, зацепиться взглядом за корешки книг, которые, как «ночные бабочки», напоказ выставляют свои неприлично притягательные переплеты, обещая незабываемое удовольствие. Она, погруженная в мысли, медленно идет вдоль полок, ведя пальцами по книгам. Взгляд останавливается на:
«Жюль Верн? — Нат выныривает из мыслей и с удивлением смотрит на довольно старый переплет. Протянув руку, она осторожно вытаскивает книгу из тисков соседок и, глядя на обложку, удивляется еще раз, — действительно Жюль Верн. Мистер Снейп, вы оказывается романтик и авантюрист».
Она с интересом стала выискивать книги, не относящиеся, как ей казалось, к основным интересам и занятиям профессора. И к своему огромному удивлению нашла приличную коллекцию истории и философии древней Греции и Рима: Сенека, Геродот, а также Шекспир, Ницше, Гегель, Сервантес, Тассо и еще много, много… Она улыбается тому, что узнала такую страшную тайну вечно хмурого и циничного профессора. Словно перефразируя выражение «скажи, что ты читаешь, и я скажу кто ты». Теперь она уже не была уверена, кто он на самом деле. Подойдя к креслу, она заметила на нем томик «Сонетов» Камоэнса. Затаив дыхание, Нат подняла книгу, которую он так и оставил раскрытой, видимо торопясь куда то; и начала читать, бережно заложив палец в том месте, где его так бестактно прервали, что он даже не успел заложить закладку:
Чего еще желать? Я с юных дней
Раздаривал любовь, но не всегда ли
Мне злобой и презреньем отвечали?
А вот и смерть — что требовать у ней?
Жизнь хочет жить — нет правила верней.
Страданья никого не убивали,
А там, превыше всей земной печали,
Прибежище нам есть от всех скорбей.
Но смерть не спросит о моем желанье:
Ни слез, ни горя нет в ее стране.
Все потерял я в горьком ожиданье,
Зато враждой пресытился вполне.
До смерти мне осталось лишь страданье.