— Так не забывайся и веди себя, как следует, чтобы не последовало наказания, — он скользит рукой по разгоряченному животу, сжимает бок до синяков. В то время, как его глаза играют пламенем, а у нее в грудной клетке разрывается холодная вьюга. Всё леденеет при мысли о том, что он может сделать, когда они окажутся в Стране Облаков.
Орочимару, ведь никогда не останавливается. Он больной, властный ублюдок, помешанный на контроле. Он тот, кто любит красивые цветы, но обрывает лепестки, а затем прячет их под стеклом. Собиратель блядского гербария…
Иногда глядя ему в глаза, у неё в голове возникает мысль навязчивая: «он отберёт у тебя всё». Вот только отбирать уже нечего…
— Не боишься, что отдача от твоего наказания будет слишком жесткой? Уверен, что выдержишь? — она кусает губы, дыхание застывает и она не может сделать вдох. Давится собственным гневом, ядом. Он хочет прочитать её мысли, но сейчас она нечитаемая. В глухой обороне.
Подобрать к её телу ключ было просто, другое дело, пробраться в душу… На грани с невозможным. В этом плане Сенджу не собиралась играть с ним в поддавки. Сколько бы сессий они не проводились, сколько бы не трахались.
— Ты мне угрожаешь? — теперь, ладонь скользнула ниже по внутренней стороне бедра, припечатывая пальцами. Искушая телесным контактом.
— Угрожаю.
Прикосновение обрывается молниеносно, как импульс тока.
А затем, за пряником снова последовал кнут. Орочимару придвигается корпусом вперед, наплевав на горячий пар. Встает со своего места и тянет к ней руки. Он не улыбался, и смотрел напролом, схватив её за подбородок, грубо сжимая челюсть. Притягивая к себе, так что она практически поскользнулась. Не давая разорвать визуальный контакт. Если бы не вторая рука Орочимару, что придерживала её за лопатки, она бы точно угодила под воду.
— Я только и жду, когда ты сорвешься, Цунаде. Давай, действуй… Это то, что мне нужно. Смотреть, как ты мучаешься, и как земля снова и снова уходит из-под твоих ног… — шептал он ей на ухо со злорадством, с полным ощущением того, что он хозяин положения, а затем последовал удар. Хлесткий по её щеке.
— Знай, своё место и не смей забываться, — Орочимару не кричит, но тон его голоса мгновенно меняется. Он пропитан силой и властью. Подавлением.
Он грубо тянет её за волосы, заставляя встать, в то время, как она цепляется за бортик бочки. Прогибается в пояснице, а с алых губ срывается блядский стон. Вот так просто… Ощутимый шлепок по ягодице и щёку всё еще саднит от удара.
Она же блять от этого тащится, от легкого удушения его ладонью на своей шее. И от поцелуя-укуса, когда он силой заставляет её приоткрыть рот. Когда он вторгается своим языком в её пространство, и она отвечает ему на эту наглость также остервенело.
Вокруг брызги воды. Когда он подхватывает её за поясницу, а она сжимает руками его плечи, перекрещивает ноги на мужских бедрах. И это похоже на аномалию. На конкретный сдвиг по фазе.
Она, будто бы вгрызается зубами ему в шею, когда они оба падают на холодные простыни. Метит территорию, очерчивает свою власть.
Просто быстрее содрать с него эти чертовы штаны и позволить овладеть собой. Это единственный инстинкт, которому она сейчас следует, и больше ни одной мысли. Остатки мужской одежды летят в сторону, а она седлает его бедра. Трется вызывающе, наслаждаясь откликом. Скользит ладонью по возбужденному члену, по всей длине ствола и хмельно так улыбаясь. Дразня, очерчивает пальцем головку члена. Опускает голову, касается языком возбужденной плоти, задевая уздечку, наслаждаясь протяжным хриплым стоном. Мужской пресс резко напрягается под женской ладонью, что слегка надавливает сверху.
— Какой у тебя грязный рот, Цунаде…- его пальцы снова цепляются за белокурую шевелюру, путаются в них, а дыхание становится редким, с надрывом, будто бы он пытается не дышать вовсе. Если бы Сенджу не знала его, то могла бы подумать, что он боится потерять контроль над ситуацией. Когда она берёт в рот, двигаясь глубокими и мучительно медленными толчками.
Цунаде знает, насколько он бывает, чувствителен в сексе и жаден. Знает, насколько пылко реагирует его тело, если провести языком по уздечке, и как он с трудом сдерживает стоны, когда женская ладонь буквально выдаивает его в процессе дрочки.