Кого же он ей напоминал? Немного терминатора. Элайджа был из кожи и плоти ― то, что ранее попалось ей на глаза, точно принадлежало человеку. За исключением той штуки из мышц. На негнущихся ногах она неуклюже двинулась, стараясь переступать многочисленные пятна крови на полу, в сторону холодильника, содержимое которого осталось практически целым и невредимым, несмотря на землетрясение, которое, как оказалось, таковым не было. Взяв с полки бутылку крепкого ликёра, она поставила её на стойку. В куче осколков разбитой при землетрясении посуды Ксио сумела найти целые рюмки. Две из них она сполоснула водой, наполнив спиртным. Одну рюмку поставила на стойку и толкнула в сторону Элайджи, а другую тут же опрокинула сама и налила ещё.
Он принял её немое приглашение и, прихрамывая, направился на кухню.
― Твой криминальный приятель здесь? Прямо сейчас?
Продолжая смотреть на свою порцию выпивки, она провела указательным пальцем круг над краем рюмки. Что она здесь делала? Ещё даже не было десяти утра, а она успела заложить за воротник. Прежде чем девушка не смогла бы устоять перед соблазном напиться, она поставила бутылку обратно в холодильник.
Вздохнув, Элайджа облокотился о барную стойку. Ему стоило усилий стоять здесь, что было немного удивительно. Если бы она была ранена, то, вероятнее всего, лежала бы на полу, поскуливая от боли. Кивнув, он взял в руку рюмку и повторил то, что она продемонстрировала до этого, резко опрокинув содержимое. У него было очень смешное выражение лица, и Ксио с трудом сдержала усмешку.
Мужчина закашлялся и взял у неё протянутый стакан воды, залпом выпив воду.
― Что это было? Ты хочешь меня отравить?
― Думаешь, я тогда выпила бы это? Это, дорогой, был алкоголь.
― Гадость. Почти такой же ужас, как та еда, которую ты мне давала.
― О, благодарю! Если тебе не нравятся мои кулинарные шедевры, можешь смело уходить! ― Её сэндвичи не были блюдом высокой кухни, но его реакция задела её больше, чем она хотела признать. ― Где дверь, ты знаешь.
Он поднял две руки вверх и покачнулся.
― Я бы ушёл, если бы мог. Но не могу не потому, что твоё общество мне неприятно, а чтобы не подвергать тебя опасности. Преступник, которого я преследую, здесь, и он не может сбежать отсюда. Он будет в ярости из-за того, что я уничтожил его хронометр. И будет искать меня.
― Ты больше не сможешь вернуться домой?
― Мне придётся ждать подкрепление. Только с чей-то помощью смогу вернуться в своё время.
Было видно, что он не испытывает особой радости от такого расклада. Будь она на его месте, то тоже не была бы счастлива, если бы её выбросило в такой лачуге.
Его выбросило ― одного и раненого. И теперь он предоставил свою жизнь в руки совершенно незнакомого человека. В её.
На мгновение Ксио закрыла глаза. Должно быть, у неё стокгольмский синдром. Иначе как объяснить огромное сочувствие к нему? И почему всё, что он ей поведал, она приняла за правду? Ксио начала по-настоящему верить его словам. Кроме того, выгнать его в таком состоянии на улицу было бы бесчеловечно.
― Пожалуйста, сядь, иначе ты снова можешь хлопнуться в обморок. Если хочешь, я могу ещё что-нибудь приготовить тебе поесть. В этот раз без продуктов животного происхождения. Мне бы не хотелось ещё раз оскорбить твою тонкую гурманскую душу.
ГЛАВА 4
Слово «неприхотливый» несомненно лучше описывало вкусовые предпочтения Элайджи, нежели «гурман».
Безвкусный ломтик тоста с арахисовым маслом, малиновым желе и с кусочками банана можно было назвать как угодно, но только не едой для гурманов. Если такая еда придется ему по вкусу, девушка будет довольна. Он жадно съел четыре таких тоста, три яблока и выпил литр виноградного сока. Затем чрезмерно похвалил ее кулинарные способности. Ксио задумалась, что бы он сказал о действительно вкусной еде? Если будущее такое скучное и однообразное, она бы предпочла остановить время.
— Кофе, как и все стимулирующие вещества, вместе с алкоголем у нас запрещены. — Его слова вытянули ее из мира грез. Он держал чашку с уже остывшим кофе и уже не в первый раз нюхал напиток. — Пахнет превосходно.