И, подмигнув ему, захлопнула дверь едва ли не перед самым носом растерявшегося мужчины.
Киллиан сглотнул, глядя на темное дерево двери перед его лицом и вспоминая, что обоняние пожилой женщины хоть и не дотягивало до остроты нюха настоящего оборотня, все же было достаточно чувствительным.
А уж пряный, терпкий запах секса, как и запах возбуждения, часто мог различить и обычный человек.
Мужчина покосился на стоящую у крыльца Эмму, искренне надеясь, что та, чуть нахмурившись и сосредоточенно сейчас о чем-то размышляя, не поняла или не расслышала намека Бабушки. Смиренно вздохнул. Кто еще мог быть в курсе того, чем они недавно занимались?
– Ну что, пойдем?
Эмма заморгала, точно приходя в себя, улыбнулась лукаво, протягивая руку и переплетая их пальцы:
– Конечно.
Выйдя за ограду, она уверенно потянула его в сторону, неожиданно срываясь в быстрый шаг.
– Свон, что?..
Она дернула его за руку, потянув за собой в узкий «карман» между стеной бабушкиного трактира и забором, в тот крохотный участок на заднем дворе, куда вела дверь запасного выхода. В полутьме укромного закутка Киллиан успел лишь заметить составленные у невысокого крылечка знакомые бочонки – бочонки с ромом с «Веселого Роджера», которые он лично недавно продал Бабушке, – когда Эмма толкнула его к стене. От резкого движения и удара спиной он невольно выдохнул, а в следующее мгновение Эмма, прижавшись всем телом и вцепившись в отвороты его кожаной куртки, притянула мужчину к себе, целуя.
Жадно.
Сильно.
Страстно.
Голодно.
С жаром, вмиг заставившим кровь вскипеть в венах, отдаваясь низким пульсирующим гулом в ушах.
Его тело отреагировало моментально. Губы раскрылись, отвечая на ее желание с не меньшим пылом, языки столкнулись в короткой схватке, где нет ни победителей, ни проигравших, а есть лишь жажда, утолить которую могли лишь новые поцелуи. Рука скользнула по ее спине вниз, ладонь с широко расставленными пальцами обхватила округлую ягодицу, притягивая ближе, вжимая ее бедра в свои, и Эмма с готовностью потерлась об него, сладко застонав в приоткрытый рот мужчины. Его измученный столь долгим, тщательно подавляемым возбуждением член напрягся, отвердел, и, почувствовав это, Эмма выгнулась, прижимаясь к Киллиану еще теснее и почти распластавшись на нем, грозя окончательно свести мужчину с ума.
Упругая грудь, прильнувшая к его груди, нежные бедра, прижимающиеся к его паху… Киллиан жадно сминал в поцелуе ее губы, чувствуя привкус горячего шоколада, ощущал ее близость, ее страсть, ее возбуждение, – острое, почти болезненное, созвучное его собственному, – от которого низ живота наливался тянущей тяжестью. И то, что руки женщины, выпустив куртку, проворно забрались в задние карманы его джинсов, сминая и впиваясь пальцами в упругие мышцы пока она сама настойчиво и ритмично терлась об него, отнюдь не способствовало облегчению состояния.
Остановиться… Они должны остановиться… Прекратить…
Вот-вот… Сейчас…
Еще один поцелуй…
Всего один…
Сердце бешено колотилось в груди, в глотке, в висках, в кончиках пальцев, в паху, и Киллиан, задыхаясь от близости любимой, захлебываясь ее поцелуями, отчаянно пытался вспомнить, почему должен остановиться, когда ее нежное тело своими изгибами так идеально подходило к его телу, когда их сердца бились в безумном ритме взаимного желания.
Должен…
Должен остановиться…
Сдержаться…