Он сделал шаг назад, стянул куртку, невнятно выругавшись, когда крюк зацепился за рукав, кинул ее на один из стоящих рядом бочонков… Поняв, что Киллиан задумал, Эмма завозилась, дрожащими пальцами сражаясь с пуговицей и короткой «молнией» собственных брюк, и мужчина опустился перед ней на колени, помогая расстегнуть один сапог. Они одновременно зацепили край брюк, стягивая вместе с бельем вниз, и, не сдержавшись, Киллиан потянулся, прижимаясь губами к своду ее бедер.
Сорвавшийся с приоткрытых губ тихий жалобный звук был похож на мяуканье, когда его язык широко и влажно лизнул нежные складки; тонкие пальцы вцепились в его волосы, когда он, посасывая, слегка втянул ее клитор, плотнее притягивая к себе женщину за обнажившуюся ягодицу. И пусть поза была не совсем удобная и не давала слишком большой доступ, пусть его щетина слегка царапала внутреннюю поверхность бедер, оставляя красноватые следы раздражения, но тихий скулеж, с которым Эмма отзывалась на ласки мужчины, ее запрокинутая голова, подрагивающие ноги и судорожные толчки навстречу с лихвой компенсировали и затекающую шею, и ноющие плечи, и почти каменную от невыносимого возбуждения твердость члена, прижатого к животу и полускрытого сбившимся бельем.
Еще одно скольжение.
Еще одно движение языком.
Еще одно посасывание.
Она захныкала его имя, дрожа всем телом, – почти готовая, почти близко, почти уже!.. – и Киллиан резко отстранился, поднимаясь на ноги и с каким-то хищным удовлетворением заглядывая в ее лицо. Пушистые ресницы дрогнули, затуманенные близостью прерванного удовольствия глаза встретились с его взглядом, и мужчина медленно, с явным удовольствием облизнулся, заставив Эмму умоляюще всхлипнуть, неосознанно сжимая бедра:
– Пожалуйста…
Наверное, самый безгрешный ангел не смог бы остаться равнодушным, что уж там говорить про какого-то там пирата…
Киллиан подхватил женщину под бедра, прижимая к себе, сделал шаг в сторону, усаживая на прикрытый курткой бочонок, быстро снял с нее и отставил в сторону расстегнутый сапог, стянул одну штанину и белье, оставив их небрежно свисать с другой ноги. Острое, яркое, чистейшее возбуждение неслось по венам вместо крови, разгоняемое ударами бешено колотящегося о ребра сердца, мужчина рывком притянул Эмму к краю бочонка, и она почти до боли ухватилась пальцами за его плечи и обвила ногами бедра, удерживая равновесие. Хныкая и дрожа от безумного желания, она выгнулась, сильнее раскрываясь перед ним:
– Пожалуйста, Киллиан, так надо тебя…
И все его планы, все его попытки продержаться чуть дольше рассыпались горсткой пепла на ветру, когда он в ту же секунду едва не кончил от этого нежного звука. Это сильнее, чем банальная жажда обладания, сильнее, чем желание получить долгожданную разрядку. Это просто жизненно необходимо – любить ее, дарить ей удовольствие, войти в нее, ощутить, как восхитительно плотно она обхватит его член, принимая без остатка, а после потеряет контроль, сжимая и утаскивая его за собой в судорогах оргазма.
Мужчина задохнулся, бесконечным усилием воли удерживаясь на грани:
– Сейчас, родная… ох, боже, сейчас…
Горячая, тугая, скользкая от недавнего оргазма и его ласк, Эмма приняла его первым же жадным толчком, до боли впиваясь пальцами в плечи, и слитный, полный удовольствия стон заставил задрожать звезды, разбивая ночь на звенящие осколки. Киллиан прижался губами к распахнувшемуся рту, заглушая и ее, и свои собственные всхлипы, пока его пальцы зарывались в ее волосы на затылке, сминая в горсти длинные светлые пряди, а напряженный член растягивал, проникая в желанную глубину сильными рывками.
Жарко.
Тесно.
До предела.
Так необходимо.
Обычно они занимались любовью долго и сладко, стремясь доставить друг другу как можно больше удовольствия, но сегодня он просто трахал ее – быстро, сильно и резко, в бешеной погоне за их общим оргазмом, зная, что можно, что она хочет этого так же страстно, как жаждет он. И, принимая и разделяя ставшее общим их безумное желание, вторя каждому его движению, она раскрывалась ему навстречу, притягивала к себе, захлебываясь в его рот умоляющими стонами:
– Еще… пожалуйста, еще…
И мужчина едва сдерживался, чтобы не застонать во весь голос, вторя ее мольбам.
Плавясь.
Растворяясь.
Теряя себя.
Забывая обо всем.
И сбившееся дыхание, и хриплые вздохи, и влажные ритмичные звуки, с которыми он погружался в ее тело… Такая узкая, такая мокрая, такая напряженная, впивающаяся короткими ногтями в его плечи, всхлипывающая, задыхающаяся – уже на пределе, на грани, когда каждое новое движение пробивало острой дрожью по телу словно разрядом молнии по оголенным нервом.