— Что подать? — спросил полусонный корчмарь.
— Что найдется, — пожал плечами рыцарь, устроив ладони на стойке. — Зимой особо не попируешь.
— Это верно. Ну… Есть вяленая форель — сыновья мои успели наловить, пока рыба на глубину не ушла. Картошка печеная, курица…
Он подхватил с доски разделанную тушку и показал назаирцу.
— Ну так как? Откушаете картошки, милсдарь? Еще горячая, да и подливка овощная готова. А если вам мяса охота — это придется обождать.
— Давай сюда свою картошку и рыбу, и сыр с луком не забудь.
Рыцарь устроился поближе к очагу, насколько это было возможно, но тепло его почти не ласкало. Немолодая дворянка за своим столом заметила, как он потирает руки и медленно розовеющие щеки — снова глянув ему в глаза, она с вежливой улыбкой указала на соседний стул.
— Спасибо, — поблагодарил он, подсаживаясь к ней.
— Не за что.
Она пододвинула к себе блюдо с куском пирога, из разреза которого чуть не вываливалось мясо с луком.
— Вы приехали одна? — он спрашивал, чтобы поддержать беседу, и старался не смотреть на дымящийся пирог.
— Нет, — дама неторопливо орудовала ножом и вилкой. Назаирец, созерцая это, почти почувствовал к ней жалость — много же женщинам приходится усвоить всяких мелких вещей, чтобы быть в глазах других воспитанными и приличными.
Он хмыкнул, замечая её немногословность.
— Не хотите говорить?
— Позвольте мне сначала прикончить этот пирог, милсдарь, — голос её звучал мягко, но он слышал в нём и сталь. — Не люблю говорить во время трапезы.
В чертогах их замка во время пиров людям приходилось перекрикивать друг друга — так шумно там было. Даже женщины, случалось, орали громче мужиков с их хриплыми басами. Дворянка в плаще лакомилась пирогом с подчеркнутой аккуратностью, когда ему принесли обещанный картофель в густой подливке и рыбу. Он подцепил мелкий клубень вилкой, покатал по тарелке, словно чертил какие-то буквы.
— Моя челядь греется у огня, — заговорила вдруг дворянка, — а рыцари нашли постой где-то в деревне. У корчмаря свободна только одна комната и я за неё уже заплатила. Если вы хотите переночевать — придется что-то придумать.
— Я вполне могу постелить себе и в стойле, — усмехнулся он. — К коню поближе.
— Вы очень любезны, — она слегка улыбнулась. — И явно умеете шутить.
— Шутить? Не-е, это не шутка, мне действительно случалось спать в стойле или хлеву — обычное дело, когда заканчиваются свободные комнаты. И среди зверушек тепло, даже хрюканье свиней не будит.
Собеседница съела еще кусочек пирога и отпила немного вина.
— Вы — рыцарь?
— Нет, — теперь настал черёд его немногословности. Назаирец обмакнул лук в подливку.
— Солдат?
— Немного. Если вам надо кого-то убить — можно обсудить сделку.
— Я никого не хочу убивать, но запомню ваше предложение. Вы очень… прямолинейны. Никогда не могла сказать, хорошая это черта или плохая.
Назаирец пожал плечами.
— Как по мне, нет плохих черт. Даже солнце — и то может сначала нас согреть, а потом обжечь, но мы же ему радуемся.
— Солнце… — дама спрятала улыбку за ладонью. — Если вы об оранжевом шаре на небосводе — это правда. А есть и такие солнца, которые предпочтёшь всю жизнь не видеть.
— Вы о нильфгаардцах? Не думаю, что они готовы сунуться на Север снова, в третий раз. Предыдущие два должны были их чему-то научить.