***
Снегопад усилился к вечеру — мелкие хлопья превратились в настоящую белую завесу, укрыли собой жухлую желтоватую траву, будто одеялом, до следующей весны. Он скакал на юг, по главному тракту, и кожей почти чувствовал, как становится теплее. Это ощущение не пропало даже тогда, когда бледное солнце скрылось за облаками и рыцарь перестал ловить его лучи. Легкий морозец пощипывал щеки и нос, кончики пальцев в перчатках, потрескавшиеся и кровоточащие губы он временами облизывал, смакуя знакомый привкус. Пару зубов ему когда-то выбили в драке и после приходилось полоскать рот водой с ромом, но даже тогда, сквозь выпивку, он чувствовал кровь. Или, например, если ломали нос — а травма эта стала столь обыденной, что как травма и не воспринималась. С тех пор эта легкая солоноватость с металлическими нотками так полюбилась ему, что он постоянно терзал свои губы, подставляя лицо колючему ветру.
За снежной завесой прятались маячившие вдалеке деревушки с одной стороны и густой дикий лес с другой. Конечно, если бы Арис пригляделся получше, то увидел бы соломенные кровли, покрытые высокими белыми шапками, и тянущиеся к небу столбики дыма, но рыцарь направлялся не в деревню. Последний раз он останавливался еще вчера в полдень — конь, в отличие от него, не мог скакать во весь опор без продыху. С губ животины капала густая пена, резко пахло конским потом, бока были изранены шпорами. Рыцарь никак его не называл, даже имени не придумал, когда выкупал у последнего владельца. Просто конь. Ничего лишнего.
— Давай, поднажми, — пробормотал он в подергивающееся ухо. — Если довезёшь меня до Горс Велена — куплю тебе самой вкусной моркови и яблок. Не то сено, которое ты обычно жрешь.
Но конь, словно не понимая, что в какой-то степени это побег, не очередное путешествие, фыркнул и вновь чуть не споткнулся. Затем замедлился, перешёл на рысь.
Вот они, минусы путешествия верхом, подумалось ему. Если бы в новиградском порту нашёлся хоть один корабль, который шёл на Юг, заворачивая по пути хотя бы в Цинтру, его бы это спасло. Пожитков с собой, считай, и не было — взошёл на борт, заплатил за гамак или каюту да поплыл. В Цинтре он бы уже купил скакуна и поехал через Марнадальские Ступени. Единственный путь, место былых сражений, где на каждую пядь земли приходилось по горсточке костей, неважно чьих — нордлингов или Черных. Опасная дорога, ибо разбойников там наверняка укрылось не меньше, чем в горах Амелл, но с разбойниками он умел договариваться.
Корабля в Новиграде не оказалось и он не стал ждать — поехал в Горс Велен.
Конь замедлился, ноги его вязли в час от часа подраставших сугробах. Вскоре даже рысь стала ему не по плечу и он зашагал, устало спотыкаясь.
— Твою-то мать, — выругался назаирец, спрыгивая с седла. Очередной порыв ветра бросил в бледное лицо горсть белых хлопьев — они застряли в бороде и тут же растаяли от жаркого дыхания.
Он повёл коня под уздцы, неустанно слизывая с губ кровь. Уютно блестевшие вдалеке огни деревни притягивали к себе, а над ними догорало припорошенное снегом солнце, похожее на половину круга острого сыра с паприкой. Рыцарь сглотнул слюну — ел он все тогда же, вчера, в полдень. Не хотелось останавливаться, терять время впустую, но и речи не шло о том, чтобы добираться до Горс Велена пешком, таким черепашьим темпом. Не хотелось признаваться и в том, что у него сердце болело за животину, которой он даже имени не дал — конь смотрел на него своими умными и одновременно просящими глазами, всем своим видом пытаясь показать, что попона от холода уже не спасала, да и сену он бы сейчас был рад куда больше, чем яблокам или морковке.
— Это лучник посоветовал мне купить тебя, — бормотал назаирец, набрасывая на голову капюшон. — Как там его… Мадс, кажется. Как на духу выдал, где искать лучшего коня. Только и лучший начнёт издыхать, если о нем не заботиться, верно?
По широкому добротному мостику они перешли через замерзший ручей, терявшийся где-то в лесной чаще, потом поплелись дальше — рыцарь и его верный конь. От усталости доспех казался пудовым и сдавливал грудь, но в ногах еще осталась сила, да и мрачная решимость, не покидавшая его со дня отъезда, будто бы лишь усилилась.