Он пришпорил коня.
***
Они въехали в деревню на рассвете, придерживая взмыленных разгоряченных коней — Бахира сидела на боевом жеребце, том, что покрупнее, а Катришке доверила кроткую серую кобылку в яблоках. Сугробами завалило все вокруг, покосившийся малость дорожный знак, казалось, чудом пережил сильнейший ветер. Женщины ходили к реке с ведрами, чтобы набрать в проруби воды — одну такую поющую процессию путницам довелось увидеть, пока они сюда добирались. Небо очистилось, холодное солнце сверкало в нем золотым диском, и легкий морозец румянил им щеки. Это была третья зима на памяти Бахиры. Снег уже совсем не удивлял её, как и необходимость кутаться в меха.
Корчмарь расчищал двор, насвистывая песню под нос. Его мальчонка попытался ухватиться за поводья рукой.
— Оставь это, — велела офирка, спешиваясь. — Мы ненадолго.
Вообще-то у неё малость онемели пальцы, хотелось выпить чего горячительного, но времени было в обрез.
— Поговоришь с ним? — спросила она Катришку, кивнув на корчмаря. — Этот выглядит безобидно в отличие от прошлого.
— Я боюсь, — призналась та, поджимая искусанные губы. На её бледном личике глаза казались огромными и все еще словно бы красными от пролитых слёз.
Бахира цокнула языком, но ничего не сказала.
— Добрый человек! — окликнула она хозяина. — Подойди-ка к нам!
Кругом, как и ожидалось, ни следа — да и как бы они остались, если учесть, что Арис проезжал здесь добрую вечность назад? Может быть, позавчера, а то и раньше. Не было ни его коня, ни людей, что делили с ним крышу в ту ночь или видели бы его — лишь пузатый корчмарь, направлявшийся к ним, являлся тоненькой ниточкой, которая могла бы привести их к цели. Краем глаза Бахира рассматривала домишки, покосившиеся заборчики, торчавшие из снега кусты. Деревенька не была запущена, как некоторые из тех, что встречались им на пути ранее, но вызывала такое же царапающее ощущение в сердце — желание вернуться в родные края. Давненько её не начинало выворачивать при виде жалких поселений Севера.
— О… — корчмарь изумленно уставился на неё снизу вверх. — Чем могу служить, милсдарыня? Хотите закупить еды в дорогу?
— Бахира желает купить твой язык, добрый человек, — улыбнулась она, прищурив темные глаза, и вынула кошель. — Она знает, информация хорошо стоит. Стоит дорого.
Нордлинги любят золото, что с них взять. Этот так и поплыл при слове «купить».
Катришка на своей кобылке потирала маленькие ладони, по уши закутанная в меха.
Вот же обуза, беззлобно подумалось ей. Увязалась, как голодный котёнок — повезло еще, что не поехали те двое, лучник и медик. Дурная компания бы вышла, такая, что сразу понятно — напрашиваются на неприятности. Впрочем, и две женщины были не лучше, но что поделать.
— Здесь мог останавливаться рослый рыцарь, — начала Бахира. — Угрюмый, говорит с акцентом — будто ругается. Путешествует налегке, один. Не скажешь ли, добрый человек, когда это было и куда он поехал?
— Я, честно сказать… — корчмарь замялся. — Я и не знаю, могу ли говорить об этом. Он спешил и…
— И?
— Даже ночевать не стал, милсдарыня, а тогда такая метель была — вот, разгребаем до сих пор. Уехал поздним вечером, день назад. Просил меня собрать ему провизию, чтобы до Горс Велена дотянуть. Я еще подумал, может, скрывается от кого-то, бежит, чтобы сесть на корабль и уплыть… Ну, как по мне, это не совсем правда, потому что до того он здесь за горячим ужином с одной милсдарыней беседу вел — так вот она упоминала долину Марнадаль. Как известно, это в Цинтру надо путь держать…
Дурит нас, подумалось ей. Зачем ему Горс Велен и корабль, если можно преодолеть расстояние до Цинтры по суше — сначала в Вызиму, оттуда в Марибор, Майенну, Бругге… А корчмарю соврать благоразумно, ибо мало ли кто может следовать по пятам. Толстяк не виноват в том, что обманывает, ибо его самого обманули, как видно.
— Больше ничего? — спросила она. — Выдавай все, добрый человек. Если утаишь от Бахиры хоть крупицу знания — платить будешь сам.
— Клянусь, милсдарыня, это все, что я слышал! Не мог же я каждые пять минут к очагу бегать с дровами, не то они заподозрили бы чего, а это…
— Ладно, хватит. Вот твоё золото.