Он был красивым, с сине-зелеными листьями перистой формы. Альма была абсолютно уверена, что видела его раньше, только никак не может понять, где именно. Чего-то на этих стебельках не хватает.
Альма в надежде бегает глазами по столешнице и мойке и внезапно замирает. Холодный и липкий страх узлом сворачивается в животе. На дне раковины лежат белые распустившиеся бутоны. Альма подносит стебелек к носу и хочет ошибаться, но терпкий запах травы тут же пробуждает воспоминания и заставляет ее все вспомнить.
— Марта, — шепотом зовет она, — ты хоть понимаешь, что добавляешь в еду из раза в раз?
Марта не поднимает головы.
— Пряности, — жмет она плечами. — Оливия сказала, добавлять всегда, я так и делаю.
Альма вспоминает неизменную горчинку, присутствующую в каждой порции еды. Сейн говорит, что ничего не замечает. Жизнь здесь настолько их всех закалила, что небольшая горечь кажется сладостью. От ужаса и осознания к горлу подкатывает тошнота, но Альма сдерживается. Отбрасывает стебелек в сторону и решается задать вопрос Оливии. Это был единственный способ понять, знает ли она, что здесь происходит.
— Оливия, — специально подходит к ней как можно ближе Альма.
Оливия вопросительно вскидывает брови.
— Могу я спросить…
— Попытайся.
Альма, не ожидавшая такого внезапного ответа, чуть дергается, но тут же берет себя в руки.
— Почему мы добавляем травы во всю еду? — все же спрашивает она. — Даже в каше бывает, — словно рассуждает она.
Оливия оценивающе на нее смотрит.
— Для вкуса, — возвращается к работе она.
— Она же терпкая и отдает в горечь, — не сдержавшись, выдает она, сделав полушаг вперед.
Оливия прекращает помешивать варево и, оставив ложку, подходит вплотную к Альме. От поварихи пахнет жаром кухни и потом, ее щеки алеют вблизи опасным цветом. Она слишком долго находится возле плиты.
— Что тебе нужно, Альма Грей? — интересуется она.
В голосе поварихи нотки враждебности.
— Это… Это душистая рута, ты знаешь? Она ведь…
— Я знаю, что ты лезешь не в свое дело, — негромко, но жестко произносит она. — Приказы Элдера Койна не обсуждаются.
Снова эта фраза. Альма слышит ее уже во второй раз. Эти подземные жители настоящие роботы!
— Займись делом, — кивает ей Оливия, — или у тебя работы мало?
Альма отрешенно мотает головой и возвращается на свое место, боковым зрением замечая, как Марта сваливает внушительных размеров горку мелко нарезанной зелени в общий чан с супом. К горлу снова подкатывает тошнота, когда в душном кухонном воздухе появляется терпкий запах душистой руты.
Альма против воли вспоминает свое детство и тошнить начинает сильнее. Она почти чувствует на языке горечь, а внизу живота режущую боль. Теперь она понимает, что тут происходит. Понимает, почему шкаф в ванной девушек почти десять лет не трогают.
Большая порция отвара душистой руты прерывает беременность, но при постоянном употреблении этой травы в небольших дозировках приток крови к матке становится минимальным, что делает невозможным даже предположение о возможном повышении демографии. Элдер Койн намеренно травит их, и Оливия в курсе.
Ужас, охвативший Альму, вынуждает ее схватиться за столешницу в поисках опоры. Первые мысли всегда страшные. Альма отметает их подальше, стараясь рационально мысль. Если бы она была Элдером Койном, почему бы она остановила рост демографии?