Грязнокровка.
Ее пытали. Беллатриса пытала ее. Господи.
— Как смеете, — блестят ее глаза, хотя хриплый голос тверд, — требовать что-то, вы… — громкие слова булькают в глотке. — Вам доверяли…
— Войдите в камеру, мисс Грейнджер, — не дает он ей закончить.
— Вас посвящали в то, что должно было сохраниться в тайне! — звенит ее голос.
— Немедленно!
— Вы — трус! — взрывается она.
Северус сцепляет на ее запястье пальцы и тянет на себя, направляя в темницу. По-хорошему не получается, а ведь он старается. Он изначально старается не причинить ей дискомфорта и, уж тем более, боли. Ее непокорность и упрямость ставят все под угрозу.
Раз по-другому она не хочет, придется так.
Грейнджер едва удерживает равновесие, но все равно входит в камеру, потому что не остается выбора. Едва она успевает развернуться, как дверь за ней закрывается. В два шага подлетев к ней, Гермиона хватается за проржавевшие окислившееся прутья и, сжав их, трясет дверь так сильно, как может.
— Вам не запереть меня здесь, — рычит она, стиснув зубы, но не замечает, как слезы бегут по щекам. — Не запереть, слышите!
Северус смотрит на нее какое-то время, и Гермиона ждет, что он скажет ей что-нибудь в ответ. Что-нибудь колкое и едкое, чтобы разозлить ее только сильнее, но… Он лишь поправляет полу мантии и молча удаляется в сторону выхода.
— И ничего не скажете?! — старается просунуть она голову между прутьями. — Совершенно ничего, профессор?! Очень жаль, ведь мне есть, что сказать вам! Мне есть, что вам сказать!
Он даже не оборачивается, продолжает идти вперед.
— Имейте в виду, — надрывно произносит она, — всех вам сюда не запихать!
Ответом на ее звонкие слова служит лишь хлопок железной двери, оповещая эхом все помещение о том, что она все равно остается здесь одна. Гермиона стоит в звонкой тишине несколько мгновений, и липкое молчание сжимается на ее шее. Темные стены давят на нее, подземелье словно сужается, намереваясь в скором времени раздавить ее.
Гермиона не сдерживается и, изломив губы в плаксивом оскале, оседает на дрожащих ногах вниз, проводя ладонями по ржавчине. Кожа ладоней начинает зудеть и покрывается оранжевыми ошметками, но это — последнее, что она замечает.
Повиснув на прутьях руками и прислонившись к одному из них лбом, Гермиона задыхается в беззвучном крике, широко раскрыв рот. Тело дрожит, воздуха не хватает. Осознание постепенно начинает проникать в сознание.
Она в Малфой Мэноре. Гарри здесь нет. Рона здесь нет. Никого нет. Она одна.
И обратный отсчет до ее кончины запускается еще в тот самый момент, когда ее ладонь выскальзывает из веснушчатой руки Уизли.
Осознание ломает.
Гермиона с дрожью набирает в истерзанные легкие воздуха и уже собирается выдохнуть крик, как вдруг откуда-то справа от нее доносится глухой звук. Так, словно кто-то стучит по батарее деревянной палкой, завернутой в тряпку. Крик застревает в глотке.
Гермиона резко поворачивает голову на звук, задерживая дыхание.
В стене точно посередине находится небольшая дыра. Так, что может пролезть рука человека в нормальном весе. Гермиона непроизвольно смотрит на противоположную сторону. Там точно такая же дыра.
Девушка опирается руками на пол, помогая себе встать. Передвигаясь вдоль решетки на полусогнутых ногах, Гермиона не отводит взгляда от той стены, из-за которой слышался звук. Почти не дыша, она с широко распахнутыми глазами подходит к отсеку на расстоянии полуметра.
В дыре виднеется соседняя камера. На стене напротив находится точно такая же. И в следующей камере, и далее… Далее… Далее… Пока все не скрывается во тьме. Проклятье, сколько же здесь камер? Гермиона не успевает подумать об этом еще хотя бы секунду, потому что слышится, как кто-то шмыгает носом.
Гермиона вздрагивает.
— Кто здесь?! — и откуда только силы на адреналине берутся. — Покажись, сейчас же!
Гермиона чувствует себя глупо. Ни оружия при себе для защиты, ни палочки. Собственные руки слишком слабые, а реакция, учитывая обстоятельства, оставляет желать лучшего.
И кто меня только за язык тянул?..
По ту сторону стены слышатся чьи-то робкие шаги. Гермиона сжимает кулаки и замахивается на всякий случай, словно это как-то может помочь. Все лучше, чем ничего. Шуршание подошвы по полу становится все ближе, сердце в груди Грейнджер бьет, как у зайца.
Она во все глаза смотрит в дыру, не моргая и…