— Я никогда до этого не билась ни с шаманом, ни с друидом, — процедила сквозь зубы Баталия, — я до сих пор не понимаю, что у вас за истерика по поводу произошедшего. Лучше бы объяснили, что эти размалёванные деревяшки делают, а не мусолили мою неудачу!
— Что тебе объяснять — ты ещё не поняла, что хотела подчинить разум зверя? Разум. Зверя! Пойди примени своё подчинение разума на ящера! На свою Головокуску. У неё-то вели-и-икий разум, — Дуан’дан продолжал позорить Баталию, которая только и думала о том, чтобы тот замолчал или же она сама провалилась под землю. Она скрестила руки на груди и смотрела на него исподлобья.
Раздалась новая волна хохота.
— Обязательно попробую. Если даже твой разум как-то раз подчинила Парата, то у моей Головокуски он тем более найдётся, и я его подчиню.
На устах Вол’джина мелькнула улыбка, но он быстро скрыл её. Он встал между Дуан’даном и Баталией и положил руки на их плечи.
— Дуан’дан, ты так любишь пересказывать потешные истории, расскажи Баталии, как ты лишился своего указательного пальца.
Тролль опешил от такой просьбы вождя и не решался её исполнить. Теперь уже на него обратились насмешливые взгляды, выжидавшие, когда Дуан’дан заговорит.
— Ну, как-то раз мы были в Ун’горо, что-то там добывали. И мы с приятелем оказались в относительной близости с Вулканом Огненного Венца. От вулкана далековато, но аж отттуда дотёк небольшой лавовый ручеёк. Мы были навеселе и между нами завязался спор, — он сделал паузу, потому что рассказывать дальше совсем не хотелось.
— Что за спор? — к нему повернулась заметно повеселевшая Баталия.
— Какая на ощупь лава в этом ручейке… Я доказывал, что она твёрдая и не особо горячая. Бар’кан говорил, что жидкая. Не буду упоминать все детали, мы поставили на кон ящик «Жабьего яда». Надо было ткнуть в неё пальцем. Я думал, даже если обожгусь, то быстро регенерируюсь. Ткнул, теперь без пальца, ещё и спор проиграл.
— Это даже к лучшему — что спор проиграл. А то выпил бы ещё — остался бы без рук, без ног. Некоторым лучше вообще не пить.
— Я с тех пор и не пью, — Дуан’дан совсем приуныл.
— Покажи, — Баталия заметила перемены в его настроении и решила поговорить. Тролль протянул ей правую руку с двумя пальцами. — Как же ты теперь управляешься со всеми делами?
— Неудобно, конечно же, но я привык. Да и наши все друг другу помогают. Тем более я Бар’кана заставляю заглаживать вину за своё подстрекательство.
— Если тебе понадобится помощь, ты можешь обращаться и ко мне.
— Спасибо.
Вол’джин с удивлением посмотрел на Баталию: ещё пять минут назад она была готова убить Дуан’дана, а теперь проявляет к нему сочувствие. Эту лёгкость и доброту к товарищу вождь племени Чёрного Копья считал важными чертами в менталитете его народа, и ему было отрадно увидеть их проявление у Баталии.
— Этим вечером приходи ко мне, покажу, как правильно чествовать лоа и говорить с духами. Будь в соответствующем настрое, а всё остальное увидишь на моём примере.
*
Сумерки укрыли деревню Сен’джин незаметно для Баталии. Она неспешно брела в сторону дома вождя и наблюдала за тем, как тонкие струйки дыма просачивались через закрытые ставни и щели между досками. Войдя внутрь, эльфийка увидела Вол’джина, неподвижно сидящего спиной ко входу. Он не обернулся и не ответил, когда Баталия его поприветствовала, словно находясь в трансе. Перед ним уже обессилевшая, но всё ещё живая, лежала та самая пойманная друидка. Жрица подошла к Вол’джину и вывела его из медитации, коснувшись его плеча.
— Присаживайся передо мной, — велел он и взял в руки кривой ритуальный кинжал. Эльфийка послушно села и замерла в ожидании, думая, что тролль сейчас сам убьёт ночную эльфийку, но вместо этого он протянул нож ей. — Бери. Когда я закончу говорить, лиши её жизни.
Баталия растерянно кивнула и Вол’джин начал свою песнь, в которой трудно было разобрать хоть одно слово. Она завороженно слушала его голос и вдыхала аромат десятков разных благовоний, смешавшихся в единую симфонию.
— О, Бвонсамди, великий Лоа Смерти, Проводник в иной мир и Звено между живыми и усопшими, прими дар этой жрицы, — договорив, Вол’джин строго посмотрел на Баталию и кивнул ей, повелевая вонзить клинок в сердце связанной друидки. Жрица замахнулась и почти ударила, но остановилась, как только кончик кинжала оставил порез на коже. Ночная эльфийка зашипела, но из-за повязки между её челюстями почти ничего не было слышно. — Ты не решаешься убить ту, которая хотела убить троллей из нашего племени?
— Я… Я решаюсь. Просто руки не слушаются, они ослабли и дрожат.