*
Отовсюду слышался грохот, громкая речь, короткие крики. Старая монахиня, спавшая в одной каюте с Катрин-Антуанет, трясла её за плечи чтобы разбудить.
— Что случилось? — сжимая виски спросила госпитальерка, пытаясь спросонья хоть что-то понять по встревоженному взгляду женщины.
— Тсс, послушай, — монахиня поднесла палец к губам, призывая к тишине. К крикам добавились высокий женский визг и плач.
— Может, пожар? — шёпотом высказала своё предположение писарь, но поняла, что не чувствует запаха гари.
— Не знаю. Святая Мария, Матерь Божья, спаси нас, — сжимая розарий начала молитву сестра. Иоаннитка вторила ей, но монахиня внезапно прервала молитву — к их самой дальней каюте приближались тяжёлые шаги. Старуха молниеносно толкнула девушку в угол к двери, таким образом, что та её закрывала.
В комнату ворвалось трое мужчин. Сестра вцепилась в одного из них, не давая пройти, но тот без особых усилий оттолкнул слабую пожилую женщину, проходя внутрь и осматривая каюту. Госпитальерка не видела вошедших, но она понимала, что её товарищи по Ордену не посмели бы вот так среди ночи вламываться к женщинам. В голове роились разные мысли: что, если её уже выдали? Или… Ясность пришла вместе с тем, как один из них заговорил. Леденящий, парализующий одновременно душу и тело страх сковал Катрин вновь: некуда бежать, некому защитить. И тут кто-то резко дёрнул дверь, за которой пряталась девушка. Она закрыла лицо похолодевшими ладонями — из первобытного человеческого инстинкта, и только лишь через пару мгновений осмелилась посмотреть опасности в глаза: перед ней стояло трое янычар, и тотчас двое из них подхватили её под руки и повели в коридор.
Иоаннитка начала кричать, но туркам не было до этого никакого дела. Она осознала, что на корабле уже некому ей помочь, поэтому начала сопротивляться сама. Испуг и воля к спасению на долю секунды придали госпитальерке сил, но всё же это ей никак не помогло. Один из вояк ударил девушку по голове, и она потеряла сознание.
*
В тёмной бездне сознания мелькали обрывки образов, неясные видения. Невыносимая ноющая боль проступала в них, проводя едва уловимую черту между реальностью и сном. Катрин лежала лицом вниз, бессильно раскинув руки, именно так, как её и бросили.
— Эй, вставай! — приказал ей янычар, бесцеремонно перевернув ногой на спину. Госпитальерка не приходила в себя, и тогда её окатили ледяной морской водой. Она открыла глаза, но не шевелилась, глядя впереди себя. Сердце бешено колотилось, дышать было нечем, а тело немело от холода. — Я сказал вставай! — зарычал мужчина и поднял её безвольное тело за руку, толкнув к остальным девушкам. Они со страхом и любопытством наблюдали, как издевались над их общей знакомой, но не особо злорадствовали, ведь и сами понимали, что теперь их беда одна на всех. Катрин затравленно смотрела на сидящих рядом с ней и турков, ставших в дверях. Её пшеничные локоны сбились в мокрые пряди, испачканные кровью от разбитой головы, под глазами появились тёмные круги, а дрожащими от холода и страха руками она обнимала колени, пытаясь хоть как-то согреться.