*
На выходе из хамама девушкам дали бесформенные белые одежды из грубой ткани. Придя в ташлык, Катрин не обнаружила красное платье, в котором она встретила свой самый счастливый рассвет 24 сентября, так же, как и всё прочее имущество. Она была готова к тому, что у неё заберут драгоценности, поэтому спрятала самые важные вещи по пути во дворец, но то, что конфискуют даже одежду, было неожиданностью.
— Где наши вещи? — требовательным тоном спросила госпитальерка у калфы, следившей за порядком.
— Теперь у тебя ничего нет, хатун, ты — рабыня, — обыденной фразой ответила черноволосая служительница гарема, устало вздыхая. Подобные крики ей приходилось слышать за всю её короткую жизнь слишком часто, да что там, она и сама долго не могла смириться с ярмом рабыни. Другие джарийе, одетые чуть богаче и разнообразнее, смотрели и смеялись над новоприбывшими наложницами, выглядывая со всех сторон. В один момент они затихли, забежали в ташлык и стали в ряд, смирно склонив головы.
— Я — не рабыня! Я…
— Тише, — перебила её калфа. — Склонись, скорее, — нервно прошептала она, надавив руками на плечи Катрин. — Валиде Султан идёт.
— Кто это такая? Я не склонюсь ни перед кем, кроме Его Преосвященнейшего Высочества, Великого Магистра! — госпитальерка говорила это как можно громче, чтобы слышала и та женщина, которую все в гареме так боялись. Она же — Айше Хавса, богато одетая, статная пожилая дама, стояла в арке, ведущей в ташлык, и с полуулыбкой слушала крики новообращённой в рабство. Валиде степенно зашагала к ней, надменно проводя взглядом от одного лица к другому, остановившись на непокорной девушке.
— Придётся, хатун, — строгим низким голосом проговорила османская госпожа. — Ведь этот неверный склонился перед нашим повелителем. И ты последуешь его примеру.
Катрин-Антуанет подняла подбородок, глядя не менее надменно на ту, кто породил причину стольких её бед. Подобно своему господину, она продолжала держаться гордо, даже окруженная врагами, безоружная и проигравшая.
— Дело нехитрое — победить обманом и ударить противника в спину, — цедила она сквозь зубы. — Смелости же сразиться с теми самыми неверными лицом к лицу у вашего султана не нашлось. Вы там не были, и не видели цвет воды вокруг острова. Она была красной от янычарской крови… Это сделали мы! А ваш государь так и не покинул свой шатёр, — девушка победно ухмылялась в лицо этой женщине. На мгновенье оно исказилось злобой, но потом вновь стало расслабленным, а уста изогнулись в недоброй усмешке.
— За твои слова тебя казнил бы любой в этом великом государстве, и я в том числе. Но, раз мой сын-повелитель счёл уместным твоё пребывание в гареме — пускай. Твоя глупость и беспардонность убьют тебя быстрее и мучительнее. Как твоё имя?
— Герцогиня Катрин-Антуанет дʼЭсте, дочь герцога Феррар-Вернонского, сына…
— Довольно, — Валиде едва заметным жестом указала ей молчать. — Забудь это всё. Я дам тебе новое имя, — Айше Хавса задумчиво отвела взгляд. Иоаннитка же непонимающе на неё смотрела. — Башира. Отныне тебя будут звать Баширой.
— С чего вдруг я буду носить чужое имя?
— А знаешь, что оно означает, Башира? — игнорируя вопрос проговорила султанша. — «Приносящая благую весть». Ведь вместе с тобой гонцы принесли радостную весть о славной победе моего сына-повелителя, — Катрин смотрела на неё широко раскрытыми глазами, не в силах сказать ни слова. — Отныне для всех ты — Башира.
— Поблагодари Валиде Султан, — шепнула ей на ухо Нигяр-калфа.