Исповедница закрыла глаза. Она сосредоточила все свои чувства на осязании. Она согнула ногу в колене, чувствуя протест оцепеневших мышц. Хлопок простыни ощущался непривычно шероховатым для ее стоп, в последнее время чувствовавших лишь холод. Она думала, что ее чувства притупились, но они, наоборот, отвечали на малейшие изменения, буквально кричали о необходимости почувствовать больше.
Кэлен села, противясь тяжести земного притяжения изо всех сил, но вдруг оно восторжествовало: ее голова закружилась, в глазах помутнело. Она повалилась обратно на подушки, но дала себе обещание, что попробует вновь, как только мир перед глазами стабилизируется.
Такая боль проходит. Любая боль проходит, если не думать о ней.
Она сделала именно это: перенаправила свои мысли в совершенно другое русло. Разумеется, они сразу же обратились к Ричарду. Несмотря на попытки дистанцироваться, Кэлен была всего лишь женщиной — влюбленной женщиной, более не способной отрицать это. И теперь одна мысль о Ричарде вызывала глупую улыбку у нее на лице.
Он ушел на собрание, в очередной раз взваливая на себя ношу ее обязанностей. Кэлен до потери пульса хотелось оказаться рядом с ним, но она знала, что не время. Люди не готовы увидеть ее, а Кэлен не готова снова стать Матерью-Исповедницей.
Усилием воли она все же села в постели. Несколько минут ушло просто на то, чтобы унять головокружение. Рано или поздно все равно придется расстаться с этой тихой жизнью, больше похожей на забвение, и она понимала, что, чем больше проходило времени, тем меньше у нее оставалось шансов на успех.
Она прикрыла глаза ладонью, словно козырьком, хотя источником ее боли был вовсе не свет. Теплое ее собственного тела действовало успокаивающе, развязывая болезненный узел внутри ее черепной коробки. Когда скрипнула дверь, Кэлен слегка поморщилась от резкого звука. По легким и бодрым шагам она узнала Кару.
— К тебе посетитель, Мать-Исповедница.
— Я не настроена никого принимать, Кара.
— Странно… этот тощий старик уверял меня, что ему ты ни за что не откажешь в аудиенции.
Кэлен подняла взгляд. Было не так много тощих стариков, которых могли пустить в эту часть Народного Дворца. И немногие из них решились бы пререкаться с морд-сит.
— Это Зедд?
Кара кивнула.
— Мне впустить его?
— Нет, — Кэлен помотала головой. — Проводи его в мой кабинет. Я сама приду к нему.
Зедд не должен был видеть ее в таком состоянии: лежащей в постели и не способной сделать ни шага. Добрые духи, она загонит его в гроб, если не постарается сделать вид, что все в порядке.
Увидев, что Кэлен собирается покинуть постель, Кара немедленно направилась к ней, но Кэлен вовремя выставила руку вперед. Один ее взгляд категорически запретил любого рода помощь. Она могла встать, пусть это займет с десяток минут. Она могла дойти до своего кабинета, пусть это займет почти час. У нее не было жизненных сил, но было все время мира.
Проводив Зедда, морд-сит вернулась и остановилась в дверях, с расстояния наблюдая, как Кэлен неловко и медленно занималась привычными вещами: расчесывала волосы, поправляла платье, зашнуровывала сапоги. Только вот, эти вещи долго не были частью ее жизни, и только сейчас ее тело начинало вспоминать их.
Путь от покоев до кабинета был мучительно долог и полон боли в тех мышцах, о существовании которых Кэлен успела забыть. Но она больше не думала об этом. Добрые духи, она так хотела увидеть Зедда, что забыла обо всем.
Кэлен застала его стоящим посреди кабинета, словно он слишком нервничал, чтобы усидеть на месте. У Кэлен перехватило дыхание от мыслей, светлых и ярких, будто пришедших к ней из прошлой жизни. Они дали ей силы ускорить шаг и забыть о слабости тела. Она устремилась вперед, в его объятия, словно маленькая девочка, встретившая своего отца впервые за годы. В какой-то степени, так и было: старый волшебник смог заменить его для нее.
Кэлен повисла у него на шее, а Зедд по-отечески обнял ее. Она прижалась к его груди и старалась подавить всхлипы, заливая слезами его балахон. Чудо, что он еще не пожурил ее за такое отношение к его любимому предмету одежды.