— Пророчество касается чумы? — Зедд кивнул. — И что же в нем говорится?
Старый волшебник помедлил. Он избегал взгляда Кэлен и вновь встретился с ним, лишь будучи готовым к разговору. Она же неотрывно следила за всеми его действиями, требуя правды одним лишь взглядом и им же истощая нерешительность собеседника.
— Оно гласит, — он сделал паузу, — что только наследница магии любви и ярости, порождение белого и черного, та, что соединит вместе две величайшие державы, сможет остановить огненный вал человеческих смертей, вызванных Храмом Ветров.
— Исповедь — Магия Любви, — продолжил Зедд, — Меч Истины подпитывает ярость своего обладателя…
«Черный — цвет одеяния боевого чародея; белый — цвет Матери-Исповедницы, а наша с Ричардом наследница будет править и Срединными Землями, и Д’Харой», — мысленно закончила Кэлен, отрешенно глядя куда-то вперед и стараясь держать себя в руках.
Зедд, понимая, что до Кэлен уже дошел смысл сказанных им слов, добавил слишком тихим голосом:
— «Огненный вал человеческих смертей» — сама чума, насланная Храмом Ветров. А наследница — цена, которую духи требуют от вас за спасение людей в Новом Мире.
Кэлен стало дурно. Она смотрела на Зедда не видящим взглядом, пока сердце колотилось так, словно намеревалось выпрыгнуть из грудной клетки. Кровь била в висках и бежала с той же скоростью, что и люди, бегущие из горящего здания.
Встав с кресла, Кэлен едва не пошатнулась, вызывая панику у морд-сит и волшебника. Она осадила их, вытягивая вперед руку с выставленной ладонью, и молча покинула кабинет.
Оказавшись в покоях, она с треском захлопнула дверь и, закрывая лицо руками, сползла по стенке.
***
Кэлен впала в оцепенение на несколько часов. Она почти не чувствовала ног из-за холода, пронзавшего ее тело, и даже слезы на ее щеках, кажется, начали замерзать. Кэлен попыталась сморгнуть то, что мешало ей видеть, но не получалось. Это было не очень важно. Ее не волновало состояние ее тела, пусть даже ее могла задеть открывшаяся дверь.
Если духам так нужна наследница, то они оставят в живых и ее. Если они, наконец, сжалятся — она получит долгожданный покой и глупо умрет от какой-нибудь простуды. Не самый страшный конец, зато такой легкий.
Кэлен прикрыла глаза, и ее мысли окружила спасительная тьма. Голова начала тяжелеть, и кости будто не выдерживали незначительный вес ее тела, впечатанного в холодный камень. Еще чуть-чуть и, кажется, ее стержень мог треснуть даже притом, какой невесомой она стала.
Сквозь темноту и гробовую тишину она услышала слабый скрип двери. Еще немного, и она ударит ее. Кэлен услышала шаги рядом, а перед этим — скрип двери о каменный пол. Значит, пинок ей все-таки не грозит.
Она почувствовала чьи-то мягкие прикосновения. Они обжигали ее ледяную кожу даже через платье, и Кэлен лишь поежилась от нового ощущения. Кто-то взял ее на руки, и все тело Кэлен обдало жаром, оставляя невидимые ожоги. Исповедница предприняла отчаянную попытку освободиться и попробовала махнуть ногами в знак протеста, но вышло лишь слабое шевеление.
Кэлен почувствовала, что ее вдруг окружило что-то невероятно теплое и мягкое. Это нечто не обжигало, как человеческие руки, но обволакивало и заставляло постепенно согреваться. Должно быть, это было одеяло. Исповедница поняла, что может шевелить пальцами рук, поэтому решила проверить свою догадку. Она оказалась верной.
Пролежав пару секунд в этом облаке спокойствия, Кэлен осознала, что ей это не нужно. Слишком мягко, слишком чуждо. Твердый пол гораздо больше подходит в ее ситуации.
— Мог бы спросить, хочу ли я здесь находиться, — прошептала она, даже не понимая, кому. Она просто знала, что тень рядом с ней — тот, кто отнес ее сюда. Значит, жалобы тоже предназначались ему.